Повести и рассказы - [4]

Шрифт
Интервал

Откуда он выкопал это слово? Я слышал его от мамы, когда она рассказывала о гражданской войне, о далеких, как мне казалось, навсегда ушедших годах.

Дема подвел меня к открытой двери товарного вагона:

— Лезь! Здесь еще свободно.

Я было послушался его, но из вагона раздались протестующие голоса:

— Ты что? Сдурел? Яблоку негде упасть.

— Лезь, никого не слушай, — командовал Дема, забрасывая мои вещи в глубь вагона. Из вагона неслось:

— Это что ж такое? Корзинкой по голове! Так и дураком недолго стать…

— Ну, до чего молодежь нахальная пошла.

— Куда прешь, псих?

Все население вагона бурно протестовало против моего вселения. Если б не Дема, я бы отступил, но он действовал решительно.

— Молодежь у нас героическая! — покрикивал он, подсаживая меня в вагон. — Молодым везде у нас дорога!

Дема изо всех сил впихивал меня в вагон, а чьи-то сильные руки выталкивали обратно. Особенно старались две девушки. Я успел заметить, что одна из них весьма миловидна.

— Девочки! — закричал Дема. — Да вы посмотрите, кого я вам привел! Красавец писаный. Сами потом спасибо скажете. Нынче мальчишки на вес золота…

Послышался смех, оборона ослабла, и Деме удалось впихнуть меня. Я огляделся: посреди вагона стол из двух ящиков. Справа и слева нары. Народу, конечно, много, но не настолько, чтобы не нашлось места еще двоим-троим.

Неожиданно появилась Шурочка. Я увидел ее издали. Она шла между вагонами, о чем-то глубоко задумавшись. И чему я, дурак, обрадовался? Ведь все совершенно ясно… Она была в военной гимнастерке, в короткой юбке защитного цвета и в черном берете со звездочкой. В руках несла сетку. Она прошла бы мимо, если б я ее не окликнул.

Улыбнулась мне без особой радости. Губы улыбались, а сама оставалась деловитой и серьезной. Я спрыгнул к ней и, чего со мной никогда не случалось, неожиданно для самого себя, поцеловал ей руку. Один палец у нее был забинтован. Я спросил:

— Порезала?

— Да, в палате стекла мыла.

— Раздавила?

— Нет, стекольщик оставил осколок, а я не заметила…

— Как же ты так? Неосторожно.

Надо было говорить, но о чем? За несколько дней мы, оказывается, так отвыкли друг от друга, будто не виделись несколько лет. Но нельзя же стоять и молчать.

— А форма тебе к лицу, — сказал я. — Ну-ка, покажись. Только ты запачкалась.

На спине у нее было заметно пыльное пятно.

— Под вагонами лазила, пока до тебя добралась. На вот. Это тебе.

Она протянула мне авоську.

— Что это?

— Все нужное: папиросы, тушенка и вот это. Чтоб не простужался…

Она вытащила из сетки замечательный свитер — толстый, должно быть, очень теплый, из коричневой шерсти.

Папиросы и тушенку я взял, а от свитера отказался.

— Чей он? — спросил я. — Василия?

Она не ответила.

— Как хочешь… Ты здоров?

— Вполне. А почему ты спрашиваешь?

— Мне показалось, что ты какой-то не такой.

— И ты не такая…

Никогда в жизни я не испытывал еще такого двойственного чувства. Передо мной стояла самая родная на свете и вместе с тем — бесконечно чужая. Я рад был видеть ее и желал только одного — чтоб она поскорее ушла.

— Поедем со мной, — предложил я, и мне стало страшно, что она согласится.

— Зачем? — спросила она.

Постояли рядом, не смотря друг на друга.

— Я пойду, — сказала Шурочка. — Пока доберусь…

— Ты торопишься?

— Приедешь — напиши.

— Обязательно. А ты тоже. Если будет что от Юрки — сообщи.

Мне хотелось обнять ее на прощанье, но она сделала вид, что не заметила моего движения. Протянула руку.

— Не очень жми.

— Больно?

— А ты как думаешь?

Она повернулась и пошла, потом остановилась, нашла меня глазами, помахала рукой. Я ответил ей.

Зачем она приходила? Хотела увидеть? Или просто выпал свободный часок? Или нечаянно потянуло к прошлому? Ведь не играла же она со мной… Внезапная догадка ошеломила меня. Зачем гадать? Шурочка просто по-бабьи пожалела меня. Пожалела… Вот до чего я докатился — вызываю у людей жалость. Нет, этого я ей простить не мог…

Шурочкины папиросы расхватали в вагоне мужчины, которые уже с утра маялись без курева, а тушенка пошла в общий котел.

В теплушке ночью было душно. Я вылезал из своего угла и ходил около спящего вагона. Хрустел под ногами песок, перемешанный с острыми кусочками шлака и несгоревшего угля.

2

Перед войной я и мои друзья были совсем молодыми. Но долгих планов никто из нас не строил. Все мы понимали, что дело идет к большой войне, и не просто к большой, а такой, какой еще мир не видел.

Еще когда друг мой Юрка учился в девятом классе, он говорил:

— Схватки не избежать.

И насмешливо спрашивал:

— Зачем белить и красить второй этаж, если в первом уже пожар?

Под первым этажом он подразумевал то, что творилось в Европе, под вторым — нашу личную жизнь.

Однако если говорить относительно второго этажа, то слова у Юрки явно расходились с делом: с такими мрачными мыслями он и десятилетку окончил, и в университет поступил, экзамены за первый курс отлично сдал и даже в студентку филфака пединститута, Нонку Брыкову, влюбился. Нонка эта — порядочная задавала, строила из себя нечто слишком уж глубокомысленное, но не об этом речь.

Многое, даже очень многое, ушло из памяти. Целые пласты жизни исчезли, словно остров смыло водой, но один разговор с Юркой я помню отчетливо. Когда мы говорили? Примерно в начале июня 41-го года, через день или два после захвата фашистами Крита. Мы стояли у меня на балконе третьего этажа и смотрели на Волгу, освещенную луной. Вода мерцала вдали, а прямо перед нами лежал кусок булыжной мостовой, освещенный фонарем, уснувшие старые дома, небольшой железнодорожный мост и справа белые корпуса Второй советской больницы, где работала моя мама. Все было знакомо с самого детства. Из центра города, из Липок, доносились звуки танго «Брызги шампанского». Юрка, вслушиваясь в слабые звуки музыки, курил. Когда он затягивался, красный огонек папиросы освещал его губы и пальцы.


Еще от автора Леонид Андреевич Гартунг
На исходе зимы

В книгу пошли повесть «На исходе зимы» и рассказы: «Как я был дефективным», «„Бесприданница“» и «Свидание».


Пoрог

В центре повести Леонида Гартунга «Порог» — молодая учительница Тоня Найденова, начинающая свою трудовую жизнь в сибирском селе.


Блестящий лектор

Опубликовано в краеведческом альманахе «Томская старина» № 2 (4) 1992 г.


Нельзя забывать…

Повесть о военном детстве сибирского мальчика, о сложных трагических взаимоотношениях взрослых, окружавших героя повести.


Зори не гаснут

В центре повести Леонида Гартунга «Зори не гаснут» — молодой врач Виктор Вересов, начинающий свою трудовую жизнь в сибирском селе. Автор показывает, как в острой борьбе с темными силами деревни, с людьми — носителями косности и невежества, растет и мужает врач-общественник. В этой борьбе он находит поддержку у своих новых друзей — передовых людей села — коммунистов и комсомольцев.В повести, построенной на острых личных и общественных конфликтах, немало драматических сцен.На глубоком раскрытии судеб основных героев повести автор показывает трагическую обреченность тех, кто исповедует философию «жизни только для себя».


Алеша, Алексей…

Леонид Гартунг, если можно так сказать, писатель-однолюб. Он пишет преимущественно о сельской интеллигенции, а потому часто пользуется подробностями своей собственной жизни.В повести «Алеша, Алексей…», пожалуй, его лучшей повести, Гартунг неожиданно вышел за рамки излюбленной тематики и в то же время своеобразно ее продолжил. Нравственное становление подростка, в годы Великой Отечественной войны попавшего в большой сибирский город, это — взволнованная исповедь, это — повествование о времени и о себе.


Рекомендуем почитать
Твоя Шамбала

Как найти свою Шамбалу?.. Эта книга – роман-размышление о смысле жизни и пособие для тех, кто хочет обрести внутри себя мир добра и любви. В историю швейцарского бизнесмена Штефана, приехавшего в Россию, гармонично вплетается повествование о деде Штефана, Георге, который в свое время покинул Германию и нашел новую родину на Алтае. В жизни героев романа происходят пугающие события, которые в то же время вынуждают их посмотреть на окружающий мир по-новому и переосмыслить библейскую мудрость-притчу о «тесных и широких вратах».


Отранто

«Отранто» — второй роман итальянского писателя Роберто Котронео, с которым мы знакомим российского читателя. «Отранто» — книга о снах и о свершении предначертаний. Ее главный герой — свет. Это свет северных и южных краев, светотень Рембрандта и тени от замка и стен средневекового города. Голландская художница приезжает в Отранто, самый восточный город Италии, чтобы принять участие в реставрации грандиозной напольной мозаики кафедрального собора. Постепенно она начинает понимать, что ее появление здесь предопределено таинственной историей, нити которой тянутся из глубины веков, образуя неожиданные и загадочные переплетения. Смысл этих переплетений проясняется только к концу повествования об истине и случайности, о святости и неизбежности.


МашКино

Давным-давно, в десятом выпускном классе СШ № 3 города Полтавы, сложилось у Маши Старожицкой такое стихотворение: «А если встречи, споры, ссоры, Короче, все предрешено, И мы — случайные актеры Еще неснятого кино, Где на экране наши судьбы, Уже сплетенные в века. Эй, режиссер! Не надо дублей — Я буду без черновика...». Девочка, собравшаяся в родную столицу на факультет журналистики КГУ, действительно переживала, точно ли выбрала профессию. Но тогда показались Машке эти строки как бы чужими: говорить о волнениях момента составления жизненного сценария следовало бы какими-то другими, не «киношными» словами, лексикой небожителей.


Сон Геродота

Действие в произведении происходит на берегу Черного моря в античном городе Фазиси, куда приезжает путешественник и будущий историк Геродот и где с ним происходят дивные истории. Прежде всего он обнаруживает, что попал в город, где странным образом исчезло время и где бок-о-бок живут люди разных поколений и даже эпох: аргонавт Язон и французский император Наполеон, Сизиф и римский поэт Овидий. В этом мире все, как обычно, кроме того, что отсутствует само время. В городе он знакомится с рукописями местного рассказчика Диомеда, в которых обнаруживает не менее дивные истории.


Совершенно замечательная вещь

Эйприл Мэй подрабатывает дизайнером, чтобы оплатить учебу в художественной школе Нью-Йорка. Однажды ночью, возвращаясь домой, она натыкается на огромную странную статую, похожую на робота в самурайских доспехах. Раньше ее здесь не было, и Эйприл решает разместить в сети видеоролик со статуей, которую в шутку назвала Карлом. А уже на следующий день девушка оказывается в центре внимания: миллионы просмотров, лайков и сообщений в социальных сетях. В одночасье Эйприл становится популярной и богатой, теперь ей не надо сводить концы с концами.


Камень благополучия

Сказки, сказки, в них и радость, и добро, которое побеждает зло, и вера в светлое завтра, которое наступит, если в него очень сильно верить. Добрая сказка, как лучик солнца, освещает нам мир своим неповторимым светом. Откройте окно, впустите его в свой дом.