- Послушай, Аркаша, ведь этак, пожалуй, над нами сейчас потолок провалится...
- Ну, конечно, конечно... я ведь ничего...
- Нет, послушай меня, ты выслушай - видишь что: каким он образом может со мною расстаться... Нет, ты только выслушай, выслушай. Ведь я все исполняю рачительно; ведь он такой добрый, ведь он мне, Аркаша, ведь он мне сегодня дал пятьдесят рублей серебром!
- Неужели, Вася? так тебе награждение?
- Какое награждение! из своего кармана. Говорит: уж ты, брат, пятый месяц денег не получал; хочешь, возьми; спасибо, говорит, тебе, спасибо, доволен... ей-богу! не даром же ты мне, говорит, работаешь - право! так и сказал. У меня слезы полились, Аркаша. Господи боже!
- Послушай, Вася, а ты дописал те бумаги?..
- Нет... еще не дописал.
- Ва...синька! ангел мой! что ты сделал?
- Послушай, Аркадий, ничего, еще два дня сроку, успею...
- Как же ты это так не писал?..
- Ну вот, ну вот! ты с таким убитым видом смотришь, что у меня вся внутренность ворочается, сердце болит! Ну, что ж? ты меня всегда этак убиваешь! Так и закричит: а-а-а!!! Да ты рассуждай; ну, что ж такое? ну, кончу, ей-богу, кончу...
- Что если не кончишь? - закричал Аркадий, вскочив. - А он же тебе сегодня дал награждение! Ты же тут женишься... Ай-ай-ай!
- Ничего, ничего, - закричал Шумков, - я сейчас же и сажусь, сию минуту сажусь; ничего!
- Как это ты манкировал, Васютка?
- Ах, Аркаша! ну, мог ли я усидеть? такой ли я был? Да я в канцелярии-то едва сидел; ведь я сердца сносить не мог... Ах! ах! теперь ночь просижу, и завтра ночь просижу, да послезавтра еще, и - докончу!..
- Много осталось?
- Не мешай, ради бога, не мешай, замолчи...
Аркадий Иванович на цыпочках подошел к кровати и уселся; потом вдруг хотел было встать, но потом опять принужден был сесть, вспомнив, что помешать может, хотя и сидеть не мог от волнения: видно было, что его совсем перевернуло известие и первый восторг еще не успел выкипеть в нем. Он взглянул на Шумкова, тот взглянул на него, улыбнулся, погрозил ему пальцем и потом, страшно нахмурив брови (как будто в этом заключалась вся сила и весь успех работы), уставился глазами в бумаги. Казалось, и он тоже еще не пересилил своего волнения, переменял перья, вертелся на стуле, пристроивался, опять принимался писать, но рука его дрожала и отказывалась двигаться.
- Аркаша! Я им говорил об тебе, - закричал он вдруг, как будто только что вспомнил.
- Да? - закричал Аркадий, - а я только спросить хотел; ну!
- Ну! ах да, я тебе после все расскажу! Вот, ей-богу, сам виноват, а совсем из ума вышло, что не хотел ничего говорить, покамест не напишу четырех листов; да вспомнил про тебя и про них. Я, брат, и писать как-то не могу: все об вас вспоминаю... - Вася улыбнулся.
Настало молчание.
- Фу! какое скверное перо! - закричал Шумков, ударив в досаде им по столу. Он взялся за другое.
- Вася! послушай! одно слово...
- Ну! поскорей и в последний раз.
- Много тебе осталось?
- Ах, брат!.. - Вася так поморщился, как будто ничего в свете не было ужаснее и убийственнее такого вопроса. - Много, ужасно много!
- Знаешь, у меня была идея...
- Что?
- Да нет, уж нет, пиши.
- Ну, что? что?
- Теперь седьмой час, Васюк!
Тут Нефедевич улыбнулся и плутовски подмигнул Васе, но, однако ж, все-таки несколько с робостью, не зная, как примет он это.
- Ну, что ж? - сказал Вася, бросив совсем писать, смотря ему прямо в глаза и даже побледнев от ожидания.
- Знаешь что?
- Ради бога, что?
- Знаешь что? Ты взволнован, ты много не наработаешь... Постой, постой, постой, постой - вижу, вижу - слушай! - заговорил Нефедевич, вскочив в восторге с постели и прерывая заговорившего Васю, всеми силами отстраняя возражения. - Прежде всего нужно успокоиться, нужно с духом собраться, так ли?
- Аркаша! Аркаша! - закричал Вася, вскочив с кресел. - Я просижу всю ночь, ей-богу, просижу!
- Ну, да, да! Ты к утру только заснешь...
- Не засну, ни за что не засну..
- Нет, нельзя, нельзя; конечно, заснешь, в пять часов засни. В восемь я тебя бужу. Завтра праздник; ты садишься и строчишь целый день... Потом ночь и - да много ль осталось тебе?..
- Да вот, вот!..
Вася, дрожа от восторга и от ожидания, показал тетрадку.
- Вот!..
- Послушай, брат, ведь это немного...
- Дорогой мой, еще там есть, - сказал Вася, робко-робко смотря на Нефедевича, как будто от него зависело разрешение, идти или нет.
- Сколько?
- Два... листочка...
- Ну, что ж? ну, послушай! Ведь кончить успеем, ей-богу, успеем!
- Аркаша!
- Вася! послушай! Теперь под Новый год все по семействам собираются, мы с тобой только бездомные, сирые... у! Васенька!..
Нефедевич облапил Басю и стиснул в своих львиных объятиях...
- Аркадий, решено!
- Васюк, я только об этом сказать хотел. Видишь, Васюк, косолапый ты мой! слушай! слушай! ведь...
Аркадий остановился с открытым ртом, потому что не мог говорить от восторга. Вася держал его за плечи, глядел ему во все глаза и так двигал губами, как будто сам хотел договорить за него.
- Ну! - проговорил он наконец.
- Представь им сегодня меня!
- Аркадий! идем туда чай пить! Знаешь что? знаешь что? даже до Нового года не посидим, раньше уйдем, - закричал Вася в истинном вдохновенье.
