Повесть о золотой рыбке - [9]

Иногда в аквариумах Сергея Ермолаевича вспыхивали эпидемии. Рыбки дохли одна за другой, а он хватался за сердце и поминал недобрым словом Сашку, который втравил его во всю эту историю. В такие дни он давал Юзефе Петровне клятву не ходить больше на рынок, раздать оставшихся рыбок мальчишкам и вообще заняться чем-нибудь более серьезным и полезным.

Но потом наступало воскресенье, и Сергей Ермолаевич пораньше ускользал из дому, засунув в карман баночку и косясь на Юзефу Петровну, словно провинившийся мальчишка. Какая-то непонятная сила, как магнит, тянула его туда, где вокруг стеклянных банок и небольших аквариумов с рыбками собирались люди. Двое среди этих людей все больше и больше тревожили старого Кожара, — Сашка Королев, которого все на рынке называли просто Королем, и Василий Федорович Зайченко — дядя Вася.

В долгу, как в шелку

В первый же вечер после того, как Сашка выписался из больницы, дядя Вася зашел к нему в комнату, сел на табурет, пригладил ладонью редкие волосы, сквозь которые просвечивала розоватая лысина, и сказал:

— Ну, друг милый, надо нам с тобой выяснить отношения.

— Какие отношения, дядя Вася? — недоумевающе улыбнулся Сашка — он уже осмотрел все свои аквариумы и убедился, что за его рыбками квартирант ухаживал как положено. Вот только скалярий и тернеций стало поменьше, да кто их там считал… Может, взял несколько, а может, сами подохли — экая важность…

— Обыкновенные отношения, деловые. — Дядя Вася повел носом, сморщился. — Сам знаешь: дружба дружбой, а табачок врозь. Получается так, сынок, что ты теперь вроде как мой должник.

— Какой должник? — растерялся Сашка. — О чем вы, дядя Вася?

— Обыкновенный должник, сынок, — тяжело вздохнул дядя Вася, будто куда как неприятно было ему заводить этот разговор, да что поделаешь — надо!.. — Значит, так… Перво-наперво, мать незадолго до того, как в больницу лечь, у меня сто рублей одолжила. Какой из нее отдатчик теперь — сам знаешь, ходил небось сегодня навещать. Врачи говорят — еще не меньше полгода пролежать ей придется. Правда, это долг такой, что ты можешь его на себя и не принимать, ты за мать не отвечаешь, ну, а если по совести…

— Принимаю, — перебил его Сашка. — Все принимаю. Вы маме сколько за квартиру платили? Пятнадцать в месяц? Вот и живите семь месяцев бесплатно…

— Так я и думал, — удовлетворенно кивнул дядя и прикурил папиросу, зажав между коленями спичечную коробку. — Но это еще не все, мил человек. — Он достал из верхнего кармана записную книжечку и ловко открыл ее большим пальцем. — Ты, когда под машину попал, две банки с моей рыбой угробил. Нет, я, конечно, понимаю, несчастный случай и все такое, но сам посуди — ради какого лиха мне убытки терпеть? А было там, если помнишь, два десятка скалярий да десяток жемчужек. На тридцать пять рубликов, а, Сашок? Ну, пятерку я тебе спущу, я ж понимаю, что ты не нарочно… А тридцатка остается, так?..

Сашка потер шрам над губой и натянуто улыбнулся.

— Дядя Вася, а если б меня совсем убило, кто б вам за этих рыбок заплатил?

— Ксения Александровна, понятно, а кто ж еще, — пожал плечами дядя Вася, сделав вид, что не уловил упрека. — Я, сынок, долги никому не прощаю, ни живым, ни мертвым, не в моем это характере — долги прощать… — Он облизнул тонкие губы и снова заглянул в книжечку. — Пойдем дальше?

Сашка отвернулся.

— Пойдем…

— Значит, так… За это время тебе и матери на всякие там апельсины-мандарины потратил я пятьдесят семь рубки сорок две копейки. Сюда, конечно, и за такси плата входит, не пешком же мне было к вам ходить, концы неблизкие. А кто мне на это дело средства отпускал? Думаешь, профсоюз? Дудки, брат, мы с тобой кустари-одиночки, нам, кроме как на свои карманы, надеяться не на кого. Тут у меня расписано до копеечки, возьми проверь, если хочешь…

— Не хочу я проверять, дядя Вася, — глухо ответил Сашка, почувствовав, как к горлу подкатывает приступ тошноты. — Ну, зачем вы так — сорок две копейки?.. — выдохнул он. — Я ж к вам — как к отцу…

— Так и я ж к тебе — как к сыну, милый. — Дядя Вася захлопнул книжечку и сунул в карман. — Да только что ж ты поделаешь, Сашок, жизнь — штука тяжелая, а денежки, они счет любят. Не так-то их и много у меня, сам знаешь — пенсия небольшая. Тут и про сорок две копейки вспомнить не грех. Проживешь с мое — сам таким станешь… Теперь дальше считай — целый месяц я за твоими аквариумами ухаживал. Нормально ухаживал, так ведь, ничего не скажешь. Всю рыбу тебе сохранил, а она запросто передохла б за это время… Вот ты и положи мне за труды, ну, скажем, сорок рублей — очень даже божеская цена.

— Божеская, — кивнул Сашка, лихорадочно прикидывая, что уже набирается сто двадцать семь рублей сорок две копейки, не считая одолженных матерью. — Я за вашими аквариумами два года ухаживал — ни разу о деньгах не заикнулся, а вы…

— А я обучал тебя за это. — Дядя Вася аккуратно стряхнул в блюдечко на столе пепел. — Наука, она, брат, тоже расходов требует, за нее платить надо. Так сколько там у нас получается? Сто двадцать семь сорок две?.. Теперь, значит, так: есть-пить тебе надо, мать навещать тоже надо. А у тебя, как я понимаю, в одном кармане — вошь на аркане, в другом — блоха на цепи. И чтоб не думал ты, что я какой-нибудь там живодер, вот тебе еще полсотни на расходы. Когда-нибудь отдашь. Мне что важно? Мне принцип важен, — чтоб знал, что ты — мой должник. А нос вешать нечего — возьмешься за работу, в деньгах у тебя нужды не будет.