Повесть о Великом мире - [7]
Сайто очень испугался и немедленно вызвал к себе Приближённого из Левой гвардии.
— Я услышал нечто поразительное. Правда ли это?! Тот, кто в нашем мире замышляет такое, должен быть не кем иным, как человеком, который, обхватив камень, ныряет в омут. Если потечёт из чужого рта[114], то казнить могут всех, включая и нас с тобой, поэтому Тосиюки хочет срочно рассказать главе Рокухара обо всём, что ты поведал ему, и вместе с тобой избежать этого наказания. Что ты об этом думаешь? — спросил он Ёрикадзу.
Но отчего же должен был поразить этот вопрос того, чьё сердце позволило женщине узнать о таком великом деле?! Он сказал так:
— Я стал единомышленником в этом деле по подстрекательству моего однофамильца Ёрисада и Тадзими Сиродзиро. Так или иначе, Вы только предложите, как облегчить здесь мою вину!
Ещё не рассвело, когда Сайто отправился в Рокухара и досконально изложил все подробности дела. И тут же, не теряя времени впустую, в Камакура послали верхового гонца; воинов, что находились в столице и за пределами города, скликали в Рокухара и всех прибывших сразу же отмечали.
В это время в провинции Сэтцу, в местности под названием Кудзуха, тамошние низшие дружинники ослушались наместника и начали сражение. К управляющему теми местами, чтобы по распоряжению из Рокухара навести порядок в конторе поместья, вызвали сторожей-сигнальщиков от сорока восьми костров[115], а также бывших в столице воинов, и о причине вызова им было объявлено. Это задумали для того, чтобы участники мятежа не разбежались. Ни Токи, ни Тадзими и мысли не допускали о грозящей им опасности, а находились каждый у себя дома, готовясь утром выступить в Кудзуха.
И вот, как стало рассветать, в девятнадцатый день девятой луны первого года правления под девизом Гэнтоку[116], в час Зайца[117], тучи и мгла войск поскакали в сторону Кудзуха. Помощник главы Левой гвардии охраны дворцовых ворот Когуси Сабуро Нориюки и Ямамото Куро Токицуна, которым вручены были стяги с гербом Ходзё, получили звания военачальников ударных сил; они вышли к реке возле Шестой линии, Рокудзё[118], разделили три тысячи своих всадников на две части и приблизились к резиденции Токи Дзюро на углу улицы Хорикава и Третьей линии, Сандзё.
Токицуна, позаботившись, чтобы такой важный противник не сбежал каким-нибудь способом, нарочно оставил главные свои силы у берега реки на Третьей линии, а сам один скрытно поехал к резиденции Токи в сопровождении только двух пеших воинов с алебардами. Перед воротами он сошёл с коня, внезапно вошёл внутрь через малые ворота и, глянув в сторону средних ворот, увидел людей, которых принял за ночную стражу. Это, бросив себе в изголовья доспехи, большие и малые мечи, с громким храпом спали воины.
Обойдя заднюю стену конюшни, он посмотрел, нет ли где скрытых проходов, — позади был сплошной земляной вал и дороги нигде, кроме как через ворота, не было. Успокоившись на том, он с шумом открыл дверь в малую гостиную.
Токи Дзюро, кажется, только что встал: он зачёсывал кверху волосы на висках и связывал их на макушке, но внезапно увидев Ямамото Куро, вскричал: «Узнали!» — и схватив стоявший на подставке большой меч, ударом ноги пробил бывшую рядом с ним перегородку, выпрыгнул в большую гостиную и, чтобы не вонзить свой меч в потолок, нанёс противнику боковой, «чистящий» удар.
Токицуна нарочно хотел выманить противника на широкий двор и, как только тот допустит оплошность, — пленить его живым. От «чистящих» ударов он отступал, от «бросков в воду» — косых ударов сверху — отскакивал, и никто в тот поединок не вмешивался. Когда же с возвышения глянул Токицуна назад, то стоявшая в засаде великая сила в две с лишним тысячи всадников ворвалась в ограду через вторые ворота и огласила воздух дружным кличем.
Долго сражался Токи Дзюро и стал уже очень опасаться, как бы не взяли его живым. Тогда он бегом вернулся в свою спальню, разрезал себе живот крест накрест и рухнул головой на север. Молодые его приверженцы, спавшие во внутренних помещениях, каждый по-своему приняли смерть в бою и не было среди них ни одного, кто бы обратился в бегство. Воины Ямамото Куро взяли их головы, насадили на острия своих мечей и поскакали оттуда в Рокухара.
К резиденции Тадзими двинулось три с лишним тысячи всадников[119] под командованием помощника главы Левой гвардии охраны дворцовых ворот Когуси Сабуро Нориюки. Тадзими всю ночь напролёт пил сакэ и теперь лежал пьяный, не ведая, где начало и где конец, как вдруг его разбудил дружный крик.
— Что это значит?! — встревожился он.
Сотрапезницей его, лежавшей теперь с ним рядом, была привычная ко всему женщина. Она схватила кольчугу, что служила им изголовьем, заставила Тадзими надеть её, крепко перепоясала его наружным поясом, а потом подняла людей, спавших здесь же. Огасавара Магороку, разбуженный этой гулящей женщиной, взяв один лишь большой меч, выбежал через средние ворота и, когда протёр глаза и окинул взглядом все четыре стороны, то увидел над земляным валом стяг, на нём герб Ходзё, колесо повозки. Войдя в дом, Магороку крикнул:
«Кадамбари» Баны (VII в. н. э.) — выдающийся памятник древнеиндийской литературы, признаваемый в индийской традиции лучшим произведением санскритской прозы. Роман переведен на русский язык впервые. К переводу приложена статья, в которой подробно рассмотрены история санскритского романа, его специфика и место в мировой литературе, а также принципы санскритской поэтики, дающие ключ к адекватному пониманию и оценке содержания и стилистики «Кадамбари».
В сборник вошли новеллы III–VI вв. Тематика их разнообразна: народный анекдот, старинные предания, фантастический эпизод с участием небожителя, бытовая история и др. Новеллы отличаются богатством и оригинальностью сюжета и лаконизмом.
Необыкновенно выразительные, образные и удивительно созвучные современности размышления древних египтян о жизни, любви, смерти, богах, природе, великолепно переведенные ученицей С. Маршака В. Потаповой и не нуждающейся в представлении А. Ахматовой. Издание дополняют вступительная статья, подстрочные переводы и примечания известного советского египтолога И. Кацнельсона.
Аттар, звезда на духовном небосклоне Востока, родился и жил в Нишапуре (Иран). Он был посвящен в суфийское учение шейхом Мухд ад-дином, известным ученым из Багдада. Этот город в то время был самым важным центром суфизма и средоточием теологии, права, философии и литературы. Выбрав жизнь, заключенную в постоянном духовном поиске, Аттар стал аскетом и подверг себя тяжелым лишениям. За это он получил благословение, обрел высокий духовный опыт и научился входить в состояние экстаза; слава о нем распространилась повсюду.
В сборник вошли лучшие образцы вавилоно-ассирийской словесности: знаменитый "Эпос о Гильгамеше", сказание об Атрахасисе, эпическая поэма о Нергале и Эрешкигаль и другие поэмы. "Диалог двух влюбленных", "Разговор господина с рабом", "Вавилонская теодицея", "Сказка о ниппурском бедняке", заклинания-молитвы, заговоры, анналы, надписи, реляции ассирийских царей.
В сборнике представлены образцы распространенных на средневековом Арабском Востоке анонимных повестей и новелл, входящих в широко известный цикл «1001 ночь». Все включенные в сборник произведения переводятся не по каноническому тексту цикла, а по рукописным вариантам, имевшим хождение на Востоке.
Ихара Сайкаку (1642–1693), начавший свой творческий путь как создатель новаторских шуточных стихотворений, был основоположником нового направления в повествовательной прозе — укиё-дзоси (книги об изменчивом мире). Буддийский термин «укиё», ранее означавший «горестный», «грешный», «быстротечный» мир, в контексте культуры этого времени становится символом самоценности земного бытия. По мнению Н. И. Конрада, слово «укиё» приобрело жизнеутверждающий и даже гедонистический оттенок: мир скорби и печали превратился для людей эпохи Сайкаку в быстротечный, но от этого тем более привлекательный мир радости и удовольствий, хозяевами которого они начали себя ощущать.Т.