Повесть о Великом мире - [34]

Шрифт
Интервал

В войсках из восточных провинций, за два дня получивших горький урок в сражениях, теперь не осталось ни одного желающего атаковать замок. Основав поблизости укреплённые лагеря, они лишь обстреливали замок издалека. Так прошло четыре или пять дней. Нападающие пытались вовлечь противников в бой, но безуспешно. Им было жаль, что люди до скончания века будут смеяться: какая нелепость — в замке менее четырёх квадратных тё затворились человек четыреста-пятьсот, а войска восьми восточных провинций не могут взять его приступом и обстреливают издалека.

— Прежде, — говорили они, — мы атаковали, полагаясь только на свою отвагу, даже не поднимая щиты и не приводя в готовность орудия атаки, поэтому зря потеряли людей.

На этот раз способ нападения изменили; каждому было велено привести в порядок свой щит, воины обтянули поверхность щитов склеенной кожей, так, чтобы пробить щит было нелегко, украсили свои шлемы и пошли на приступ. Нападавшие думали, что очень легко с ходу преодолеют стену, потому что насыпи не так высоки, а ров не очень глубок. Они сомневались, что и эту стену обрушат при помощи верёвок, однако напролом на неё не полезли ни слева, ни справа. Все спустились в ров и мокли там. Зацепившись за стену «медвежьими лапами», они уже видели, что стены уже вот-вот должны рухнуть, когда осаждённые в замке ковшами с рукоятками длиною в один-два дзё стали зачерпывать крутой кипяток и через отверстия в макушках шлемов и через щели в наплечниках принялись ошпаривать тела нападавших этим, кипятком. Не в силах терпеть, нападавшие в беспорядке побросали щиты и «медвежьи лапы». Смотреть на это было невыносимо. Хотя на поле боя мёртвых не было, но у одних были ошпарены руки и ноги, и они не могли даже стоять, другие лежали, страдая от боли во всех частях тела, — и всего таких насчитывалось до двухсот-трёхсот человек.

На какие бы новые уловки нападающие ни пускались, в обороне применялись всё новые приёмы. Тогда нападающие вынесли решение: теперь делать ничего не надо, а надо морить врагов голодом. И после этого, сражение прекратив, в воинских станах у себя они соорудили башни, и, укрывшись за брёвнами, стали вести обстрел издалека. Воины в замке, напротив, устали без развлечений.

Кусуноки строил этот замок в спешке, поэтому продовольствию для воинов не было уделено достаточно внимания. От начала сражения и после того, как замок был окружён, прошло чуть больше двадцати дней, но запасов продовольствия в замке теперь оставалось дня на четыре-пять.

По этому случаю Масасигэ сказал, обращаясь к воинам:

— Хотя за это время в нескольких сражениях мы одержали победу и перебили насмерть неисчислимое количество врагов, но из-за множества врагов твёрдо назвать общее их число нельзя. А провизия в замке уже закончилась, и нет бойцов, которые помогли бы нам. Я с самого начала стою впереди всех воинов Поднебесной и не пожалею своей жизни, отстаивая верность государю. Однако отважный человек, приступая к делу, проявляет осмотрительность и придерживается плана. Поэтому я на некоторое время покину этот замок, а враги будут считать, что Масасигэ покончил с собой, но им не опознать его тело. Поэтому, если воины из восточных провинций будут уверены, что Масасигэ покончил с собой, они возрадуются и должны будут уйти к себе. Когда же враги уйдут, Масасигэ опять начнёт сражаться, а как только они снова придут сюда, Масасигэ уйдёт в горы. Повторив это раза четыре-пять, я измотаю войска из восточных провинций. Разве они не устанут?!

— Так тому и быть, — согласились все.

— Ну, тогда так… — сказал Масасигэ и выкопал в замке большую яму размером в два дзё, сложил в эту яму человек двадцать-тридцать из множества тех, убитых накануне, что лежали во рву, навалил на них угли и хворост и стал ожидать ночи, когда подует ветер и польёт дождь. Видимо, в согласии с судьбой Масасигэ и волей Неба, ветер внезапно поднял песок, а бамбуковый хворост, как будто, насквозь пронизало дождём. Ночь была черным черна, и в лагере все опустили занавеси. Как раз такую ночь и ожидал Масасигэ, поэтому он оставил внутри замка только одного человека, наказав ему:

— Когда ты решишь, что мы удалились от замка на четыре-пять тё, запали в замке огонь.

Все освободились от снаряжения и, смешавшись с нападавшими, разделились на группы по пять и по три человека и прошли перед штабом противника и там, где спокойно спали войска. Когда Масасигэ проходил пред конюшнями Нагасаки, противник увидел его и недовольно спросил:

Кто это такой, не называя себя, крадётся перед штабом?!

Это человек из окружения полководца. Перепутал дорогу, — ответил Масасигэ и быстро проследовал мимо.

Тот недовольный подбежал близко к Масасигэ и выстрелил прямо в него со словами:

— Подозрительный тип. Думаю, что это не иначе, как конокрад. Застрелить его!

Стрела коснулась локтя Масасигэ и отлетела. Казалось, что стрела с силой вонзится, но она не задела даже кожу воина, но повернулась и отлетела прочь. Потом, когда осмотрели след, оставленный этой стрелой, оказалось, что она угодила в амулет — сутру о богине Каннон, в которую Масасигэ верил и читал много лет, и своим наконечником попала на две строфы


Рекомендуем почитать
Кадамбари

«Кадамбари» Баны (VII в. н. э.) — выдающийся памятник древнеиндийской литературы, признаваемый в индийской традиции лучшим произведением санскритской прозы. Роман переведен на русский язык впервые. К переводу приложена статья, в которой подробно рассмотрены история санскритского романа, его специфика и место в мировой литературе, а также принципы санскритской поэтики, дающие ключ к адекватному пониманию и оценке содержания и стилистики «Кадамбари».


Рассказы о необычайном. Сборник дотанских новелл

В сборник вошли новеллы III–VI вв. Тематика их разнообразна: народный анекдот, старинные предания, фантастический эпизод с участием небожителя, бытовая история и др. Новеллы отличаются богатством и оригинальностью сюжета и лаконизмом.


Лирика Древнего Египта

Необыкновенно выразительные, образные и удивительно созвучные современности размышления древних египтян о жизни, любви, смерти, богах, природе, великолепно переведенные ученицей С. Маршака В. Потаповой и не нуждающейся в представлении А. Ахматовой. Издание дополняют вступительная статья, подстрочные переводы и примечания известного советского египтолога И. Кацнельсона.


Тазкират ал-аулийа, или Рассказы о святых

Аттар, звезда на духовном небосклоне Востока, родился и жил в Нишапуре (Иран). Он был посвящен в суфийское учение шейхом Мухд ад-дином, известным ученым из Багдада. Этот город в то время был самым важным центром суфизма и средоточием теологии, права, философии и литературы. Выбрав жизнь, заключенную в постоянном духовном поиске, Аттар стал аскетом и подверг себя тяжелым лишениям. За это он получил благословение, обрел высокий духовный опыт и научился входить в состояние экстаза; слава о нем распространилась повсюду.


Когда Ану сотворил небо. Литература Древней Месопотамии

В сборник вошли лучшие образцы вавилоно-ассирийской словесности: знаменитый "Эпос о Гильгамеше", сказание об Атрахасисе, эпическая поэма о Нергале и Эрешкигаль и другие поэмы. "Диалог двух влюбленных", "Разговор господина с рабом", "Вавилонская теодицея", "Сказка о ниппурском бедняке", заклинания-молитвы, заговоры, анналы, надписи, реляции ассирийских царей.


Средневековые арабские повести и новеллы

В сборнике представлены образцы распространенных на средневековом Арабском Востоке анонимных повестей и новелл, входящих в широко известный цикл «1001 ночь». Все включенные в сборник произведения переводятся не по каноническому тексту цикла, а по рукописным вариантам, имевшим хождение на Востоке.


Рассказы из всех провинций

Ихара Сайкаку (1642–1693), начавший свой творческий путь как создатель новаторских шуточных стихотворений, был основоположником нового направления в повествовательной прозе — укиё-дзоси (книги об изменчивом мире). Буддийский термин «укиё», ранее означавший «горестный», «грешный», «быстротечный» мир, в контексте культуры этого времени становится символом самоценности земного бытия. По мнению Н. И. Конрада, слово «укиё» приобрело жизнеутверждающий и даже гедонистический оттенок: мир скорби и печали превратился для людей эпохи Сайкаку в быстротечный, но от этого тем более привлекательный мир радости и удовольствий, хозяевами которого они начали себя ощущать.Т.