Повесть о таежном следопыте - [37]
На телеграмму, данную Каплановым в Главк, пришел быстрый ответ — приказ директора отменить. Тогда тот решил ограничиться выговором, но уже по поводу статьи о дикуше.
Капланов хотел снова пожаловаться в Главк, но потом махнул рукой: стоит ли беспокоить людей из-за пустяков. Пусть директор тешится этим выговором.
Сотрудники заповедника сразу же невзлюбили нового директора. Зоологи потеряли к нему уважение после того, как на первом научном совете он выступил с невежественным предложением: заняться скрещиванием пеликана с гусем. Но больше всех негодовали лесники. Он взял за правило ходить ночами по квартирам наблюдателей, чтобы проверить — не спят ли они дома, если по графику положено им быть в таежном маршруте.
— И что это он по ночам шатается! — возмущались лесники.
Иногда директор в порядке контроля направлялся по следам научного сотрудника, уходящего в тайгу. Если тот отклонялся в сторону от тропы, он сердился:
— Ишь ты! Напетлял, будто заяц. Чего бы ему не идти, как положено, а он, гляди-ка, в самую чащу, словно зверь, полез.
Зная, что Капланов занимается тиграми, лесники смеялись:
— Ему бы за Львом Георгиевичем сходить. Напоролся бы на тигру, тогда зараз бы отказался по тайге шастать.
Но все эти неприятности были, в конце концов, мелочами.
Задумываться Капланову приходилось о другом. Учет тигров по следам показал, что на огромной территории заповедника зверей было все-таки очень мало. А тут еще обнаружилось, что, кроме убитого Спиридоновым трехлетнего тигренка, охотники летом застрелили еще двух взрослых тигров, которые вышли за пределы заповедника. Погибали последние звери.
На память приходили стихи американского поэта:
Да, за двадцать лет в Америке было уничтожено шестьдесят миллионов бизонов. Пройдет несколько десятков лет и совсем не станет уссурийского тигра. И тогда скажут:
Эти перефразированные строки Капланов произносил вслух с грустью и болью.
Вспоминались рассказы старого тигролова Алексея Козина, отца Федора, что лет двадцать пять назад «шла сюда ходовая тигра» и что здесь в тайге нетрудно было встретить группы молодых тигров по семь-тринадцать зверей, которые соединялись из нескольких выводков. О массовых переходах тигров рассказывал Арсеньеву и Дерсу Узала.
Капланов знал, что Арсеньев проявлял особый интерес к тигру.
«Я расспрашивал о тайге и ее четвероногих обитателях, — писал известный путешественник. — Больше всего меня интересовал тигр. Он казался мне каким-то особенным существом, и я начинал его почти так же боготворить, как и амурские туземцы».
В те времена тигр в тайге не был редкостью. Известно, что в первые годы существования Владивостока были случаи нападения тигров на лошадей. До сих пор в городе сохранилось название «Тигровая сопка». И на гербе Владивостока был изображен тигр…
Что же надо делать сейчас? Прежде всего остановить отлов тигрят. Поголовье тигров почти не росло, взрослых тигров отстреливали, молодняк вылавливали для зоопарков. Капланов обратился с письмом в ряд научных и общественных организаций, прося поддержки в установлении запрета на отлов и отстрел тигров. Но пока что время шло, а тигров все убивали.
«Нет, не может быть такого, — писал Капланов приятелю, — чтобы в нашей стране исчезли последние редкие звери. Они должны сохраниться. Люди будущих поколений еще станут любоваться могучим красавцем — уссурийским тигром, которого полудикие племена совсем недавно считали своим божеством».
Тигр был украшением природы. Бороться за него — значило защищать природу. И Капланов знал: он не успокоится до тех пор, пока не добьется узаконения всех необходимых мер по охране и восстановлению этого редкого, дивного зверя.
Глава десятая
ЛЕТО НА ФАТЕ
В середине апреля Капланов выехал на реку Фату. Здесь он должен был провести наблюдения за изюбрами. Уже в начале мая на скалах, над рекой, зацвел рододендрон даурский, лиственница стала распускать хвою, а долина и склоны сопок покрывались зеленой дымкой от пробуждающейся листвы деревьев.
В один из майских дней Капланов поднялся на главный хребет.
Воздух был прозрачен, сопки проглядывались далеко. К западу, в верховьях Колумбэ, виднелся снежный покров. Но на восточном склоне, вплоть до побережья, весна шла полным ходом. От цветущего рододендрона сопки местами казались лиловыми. Кое-где зацвела черемуха, на скалах зажелтели японские маки. Капланов, вглядываясь в синеющие дали, полной грудью вдыхал напоенный весенними запахами воздух. Он чувствовал какой-то особый подъем сил и в то же время глубокое успокоение.
Нередко в такие минуты он вспоминал слова Пржевальского: «Сколько раз завидовал пролетавшему в это время мимо меня грифу, который может подняться еще выше и созерцать панорамы еще более величественные. Лучше делается человек в такие минуты! Словно поднявшись ввысь, он отрекается от своих мелких помыслов и страстей. Могу сказать, кто не бывал в высоких горах, тот не знает грандиозных красот природы!..»
