Повесть о светлом мальчике - [19]

— Быстрей толки тару, до белизны, чтобы твои сыновья и дочки поживей выскакивали из постелей да бежали к речке умываться. А потом мои дорогие ребятишки возьмут чашки, а в них полным-полно тары со сливками.

Вижу, как мама расставила наши чашки подряд и, наклонив ступку, горстью достает оттуда тару, такую белую-белую, и раскладывает поровну. Вижу, как ее тонкие белые пальцы, сложенные корытцем, быстро мелькают то в ступку, то обратно, а серебряные кольца так и сверкают.

Я слышал даже запах тары. Бывало, когда я съедал все, то еще долго лизал уже совсем пустую чашку, она пахла тарой, и мне казалось, что я все еще ем.

Мама сказала:

— Сыночки, поднимайтесь, пора! Надо овечек выгонять с утренней прохладой.

Я открыл глаза и увидел не маму, а бабушку. Она трясла нас с братом.

«Ох, зачем мне это счастье приснилось! Что бы я ни отдал, лишь бы не просыпаться и все смотреть сон. Хоть бы умереть мне!»

Я поглядел на бабушку, и она показалась мне тенью какого-то странного существа, навсегда обреченного двигаться в этой опустевшей юрте. Бабушка села неподвижно и сразу сделалась похожей на давно обгоревший пень. Мне ничего не хотелось видеть, я крепко зажмурился и натянул шубейку до самой макушки. «Эх, какой я нескладный! Надо бы взять той тары да поесть из маминых добрых рук… Целый бы месяц небось сытым ходил!..» Только заснуть не удавалось, сон, наверное, умчался туда, куда злые духи маму унесли. Сердце мое билось так громко, что, надо думать, слышно было не только мне, но всем.

— Эх, бабушка, как ты меня разбудила! Я маму видел в хорошем сне! — пожаловался я, поднимаясь с постели.

— Ой, сынок, в это время, когда трава начинает пробиваться и закукует кукушка, человек особенно тоскует по ушедшим. И я услышала поутру голос кукушки — больше уж спать не могла… Помнишь, как мама пела: «Прокуковав, улечу, как кукушка… Зазеленею травой и увяну к осени…» И на самом деле увяла…

Бабушка пыталась скрыть от меня набегающие на глаза слезы, принялась громко стучать посудой, которую она мыла. Я выбежал из юрты на волю. Утро было солнечное. Неподалеку в тополиной роще слышался голос кукушки. «Поет-поет, а потом тоже улетает», — подумал я, сел, прижавшись спиной к стене юрты, крепко обхватив колени. Закуковала еще одна кукушка, потом еще. Из юрты вышла бабушка, стала согнувшись, глядя слезящимися глазами куда-то вдаль.

— Бабушка, а что они перекликаются? Сговариваются улететь и умереть там?

— Глупенький ты какой! Когда из твоей головы непригодная вода вытечет, а ума прибавится? — удивилась бабушка, а я подумал, что в ее голове очень много черной воды слез. Вытекают слезы — бабушке становится легче, и она веселеет. — У всех птиц есть своя пора. Кукушка кукует о весне, это время так и называется «кукушкин голос». Когда кукушка закукует, все травы зазеленеют и лес листвой покроется. «Голосок милой кукушки по лесу разносится, окликнет милый — вся кровь оживет».

— А другие птицы когда поют, бабушка?

— Ранней весной самая первая засвистит выпь-свистулька: «туть, туть»… А рыбаки говорят: «Выпь запела — таймень заиграл». С этого времени принимаются ночами лучить с острогой, а днем сети ставят. Есть совсем маленькая птичка, перепелочка, и кричит она: «пат-падак». Напоминает, что наступила самая молочная пора, да и песня-то ее похожа на слова «хотьпак-тарак» (творог-простокваша). И правда, в это время скот дает самое обильное молоко.

Закукует кукушка — люди говорят, что наступает пора красных вод, когда талая с гор вода берега размывает. В эту пору сильно бродят соки под корой деревьев и лес бирюзой одевается. Самые короткие ночи наступают. После голодной зимы люди рады сокам деревьев, особенно березовому, да и тополиным или ивовым тоже не брезгуют. Молодые съедобные побеги растений появляются, корешки копают, где снег сошел… «Как откроются южные склоны — кандыком буду сыт, когда западные растают — саранками пропитаюсь…» Еще это время называется временем доброты и щедрости божества наших гор великого Танды[6]. «Захудалому скоту на дрожащих ногах зеленой травой рот наполнит. На голеньких мышатах солнечные зайчики заиграют».

Ну, да это тебе не совсем еще понятно все, мой маленький совенок…

Потом лето наступает — будущее трудолюбивых. Даже маленькие бурундук или мышка и те летом на зиму готовят гнезда и еду. В старину говорили: кто лето хорошо потрудится — зимы не заметит. Хлеб посеешь — будет что жать, сена накосишь — скот сохранишь. Скот в горы погонишь, накормишь хорошо — творога и сыру насушишь. В лес пойдешь — саранок и кандыка накопаешь. На охоту пойдешь — заготовишь сушеного мяса впрок…

— А после кукушки кто будет петь, бабушка?

— После кукушки, сынок, наступает пора дикого голубя. Он начинает петь свое «угу-угу», совсем как наши певцы поют горловой хомей свой. Он величиной с кукушку и такого же, как она, цвета. Когда летит, крылья у него звон издают… Он сродни горным голубям пестро-белым, с красными ножками… Его называют «кукушкин раб».

— Он на нее работает?

— Говорят, она в его гнездо свои яйца откладывает, а голубок этот птенцов кормит и растит… Когда кукушкин раб запоет, жара наступает, хлеба начинают сохнуть. Говорят: «Голубь кричит — хлеб воды просит». Это пора цветения всяческого разнотравья, пора начала сенокоса…