Повесть о смуте годов Хэйдзи - [26]

Такой рассказ Ёритомо порадовал господина конюшего, и он похвалил его:

— Молодец! Прекрасно держал себя!

Прослышав, что на заставе Фува засели враги, мы

ушли глубоко в горы и блуждали по незнакомым тропам. Из-за глубокого снега нам пришлось бросить лошадей; хватаясь за деревья, цепляясь за травы, брели мы по бездорожью. Господин Ёритомо верхом на коне не уступал взрослым, однако пешком не мог за всеми угнаться. Остановившись посреди глубокого снега, господин конюший окликнул его, но тот не отозвался.

— Как нехорошо… Как бы не схватили его! — роняя бегущие слёзы, сказал Ёситомо, и все остальные тоже выжимали рукава, промокшие от слёз.

Ёситомо подозвал Господина из Камакура[100] и сказал ему:

— Ты ступай в земли Каи и Синано, а оттуда двинешь войска по Горной дороге[101]. Я, Ёситомо, пойду в Восточные земли, а оттуда нападу на столицу по Морской дороге[102]! — и господин Акугэнда в одиночестве пошёл в сторону земли Хида и скрылся среди горных вершин.

Ёситомо в прошлые годы останавливался на постоялом дворе в Аохака, что в краю Мино. Постоялым двором управляла дева веселья по имени Оои, и у неё была дочь от Ёситомо. К ней-то он и пришёл. Стражник Камада тоже остановился у певички по прозвищу Эндзю — Долголетие, которая пела песни имаё. И вот, в самый разгар веселья, когда эти куртизанки ублажали гостей, с улицы донеслись крики: «Вот здесь спрятались беглецы! Хватайте их!»

— Что же делать? — молвил господин конюший, и господин Садо-но сикибу-но тайфу[103] сказал:

— Я, Сигэнари, отдам свою жизнь взамен вашей! — надел парчовый кафтан-хитатарэ, в котором до этого был Ёситомо, вскочил на коня и поскакал на север в сторону гор, а когда преследователи пустились за ним, выхватил большой меч-тати и отогнал их.

— Вам меня не взять! — крикнул он. — Кто я, думаете? Великий полководец из рода Минамото, Левый конюший Ёситомо! — так назвал он себя и покончил с собой. Местные обрадовались: «Мы убили самого Левого конюшего Ёситомо!», и не знали, что господин конюший изволил скрываться в складе, что был в саду за домом Оои.

Когда стемнело, господин конюший ушёл из того посёлка. Бывший с ним господин старший чиновник управления покоев государыни Томонага был ранен в бедро в бою при Рюгэгоэ, и от долгой скачки и пешего перехода через снега рана воспалилась так, что он не мог сделать ни шагу.

— Я ранен и не могу последовать за вами. Позвольте мне остаться, — попросил он.

— Как хочешь, но иди с нами! — ответил на это Ёситомо, и сказал господин Томонага, роняя слёзы:

— Тогда уважьте мою просьбу — я хотел бы умереть от вашей руки! — и подставил шею. Поделать было нечего, и господин конюший его обезглавил, обрядил и двинулся дальше.

Кадзуса-но скэ Хироцунэ сказал Ёситомо:

— Людей сейчас с вами много, как бы по дороге не заподозрили в нас беглецов. Я лучше останусь здесь и подожду вас, когда вы снова пойдёте на столицу из Восточных земель, — и остался.

А когда вышли к реке Куидзэгава, тут как раз проплывала лодка.

— Подвези нас! — изволил попросить Ёситомо, и нас без лишних слов взяли на борт. Правил лодкой инок Гэнко из Васиносу, живший при храме Ёродзи. Он с удивлением окинул взглядом господина конюшего.

— Если вас ищут, то спрячьтесь-ка в тростнике, что я везу, — предложил он, и господин конюший, Камада и я зарылись в тростник, что был навален на лодке. А когда проплывали мимо заставы в Кофуцу, крикнул: «Лодка с тростником!» — и его пропустили.

В двадцать девятый день двенадцатой луны прошлого года мы прибыли в дом управляющего поместьем Осада Тадамунэ, что в Уцуми в земле Овари. Этот Тадамунэ был потомком многих поколений вассалов Минамото, а кроме того ещё и был тестем господина Камада — ничего удивительного, что в нужде пришли именно к нему. Он сказал:

— Дам вам лошадей и снаряжу вас, а ещё пошлю с вами своих сыновей и слуг! А пока отдохните у меня с дороги, — приказал прибраться в бане и проводил туда господина конюшего, а зятя позвал к себе, якобы для развлечений, и умертвил его, а потом послал семь-восемь человек в баню убить господина конюшего. Тот не знал, что господин Камада уже мёртв, и только успел крикнуть: «Камада! Ко мне!» — как его убили. Я в это время сидел и присматривал за мечами господина, и по юным годам моим на меня не обращали внимания. Я обнажил меч и зарубил двоих из тех, что убили господина конюшего. Хотел покончить и с Тадамунэ, но он убежал и скрылся в доме. Своими силами справиться я не мог, сел на осёдланного коня, что стоял во дворе, и третьего дня был уже в столице.

Так Конномару рассказал обо всём, и Токива в горьких слезах молвила:

— Когда он уехал искать помощи в Восточных землях, пусть и разделяли нас горы и реки — но пока он пребывал в этом мире, я жила ожиданием встречи с ним. А теперь — для чего теперь жить? Бросилась бы в омут, покинула б этот жестокий свет — да кто позаботится о детях? Эти несчастные дети — всё, что осталось от Ёситомо, так что придётся беречь мою постылую жизнь…

При этих её словах шестилетний Отовака, глядя снизу вверх на мать, сказал со слезами:

Осада Тадамунэ приказал прибраться в бане и проводил туда господина конюшего, зятя позвал к себе, якобы для развлечений, и умертвил его, а потом послал семь- восемь человек в баню убить господина конюшего.