Повесть о школяре Иве - [17]
— Оэ! Лестницу!
За решеткой окна у двери на мгновение мелькнуло лицо привратника, потом он появился в дверях и спустил железную лесенку. Поднявшись и пройдя полутемным проходом по такой же лесенке, экюйе и Ив спустились по другую сторону стены. Там они подошли к ступеням подъезда главной башни, над которым тоже высоко была вырублена дверь, но лесенка из нее была спущена, У подъезда ходил взад и вперед дозорщик с легким копьем в руке. Экюйе сказал ему, указывая на Ива: «Посмотри за ним, а я сейчас вернусь», и поднялся в башню.
Ив недоумевал: «Что все это значит? «Посмотри за ним»! Точно я вор какой‑нибудь!»
Сбоку от подъезда, в стене башни, Ив увидел у самой земли низкое продолговатое оконце с толстыми железными прутьями решетки. «Подвал», — подумал он и вспомнил рассказ звонаря про страшную тюрьму под этой башней.
Прошло довольно много времени. Дозорщик медленно ходил взад и вперед. Зазвонил церковный колокол — полдень. Небо чуть посинело, но солнца все еще не было.
Площадка подъезда служила местом посвящения в рыцари и местом суда владельца замка над его подданными. Так повелось во всех замках, но Ив об этом не знал, поэтому не понял, для чего вынесли и поставили на площадку Широкое кресло резного дерева и положили перед ним пестрый коврик. Дозорщик подошел к Иву и стал возле него.
На подъезд вышел барон, за ним маршал, сенешал и два экюйе. Барон был в длинной белой тунике с вышитыми волотой ниткой подолом и рукавами у предплечья, со складками на груди и опоясанной широким поясом, тоже расшитым золотом. На плечи была накинута голубая шелковая мантия, обшитая горностаевым мехом с круглой позолоченной пряжкой на правом плече На голове — золотой обруч. Сенешал, управитель всего хозяйства барона, был толстый, розовощекий, усатый старик, похожий на разжиревшего кота, в ярко–зеленом камзоле, с большим кожаным кошелем, висевшим на поясе, толстые ноги затянуты в узкие разноцветные штаны, зеленые и желтые. Экюйе, тот, что привел Ива, и другой, оба были в одинаковых коричневых блио и синих, облегающих ноги штанах, вакрывающих ступни. Барон сел в кресло. Экюйе стали за ним, сенешал и маршал — по обе стороны.
— Ближе, — отрывисто сказал барон Иву.
Сенешал и маршал, оба одновременно дернулись вперед и, перебивая друг друга, крикнули дозорщику:
— Подведи его ближе!
Дозорщик копьем подтолкнул Ива к ступенькам подъезда.
— Узнаю, тот самый, — так же отрывисто сказал барон, чуть повернув голову к маршалу, и, прищурив глаза, обратился к Иву: — Звать?.. Звать как?, — Ив, — поспешил сказать маршал.
— Пусть сам говорит, а ты помолчи! — повысил голос барон и опять к Иву: — Звать?
— Ив.
— Откуда?
— Из Крюзье–на–Эре.
— Близ Шартра?
— Да.
— Что это у тебя за книга?
— Моя.
— Какая книга, спрашиваю! — крикнул барон, топнув ногой. Потом протянул руку: — Дай сюда!
Ив крепко зажал книгу и сделал вид, что не слышит.
— Дай сейчас же книгу!
— А вы отдадите ее мне?
— Ты смеешь не повиноваться мне, вонючий звереныш? Взять у него книгу!
Оба экюйе бросились исполнять приказание. Ив прижал книгу к груди скрещенными руками.
— Не троньте, — сказал он взволнованно. — Пусть мессир маршал скажет, что я не лгу: книга моя, и он знает, что в ней написано.
— Что это за книга? — спросил барон маршала.
Красные веки рыцаря Рамбера часто замигали.
— Клянусь именем бога распятого, я эту книгу вижу в первый раз! — прогнусавил он.
Ив обомлел от изумления.
— А, так ты еще и врешь?! — крикнул ему барон. Взять у него книгу!
— Я говорю правду, а мессир маршал…
— Молчи!!! — взвизгнул рыцарь Рамбер.
Экюйе выхватили у Ива книгу и передали барону. Тот грубым движением раскрыл, словно разломил ее, и несколько раз перекинул страницы с одной стороны на другую.
Ив умоляюще протянул к нему руки, воскликнув:
— Что вы делаете?.. Это святая книга!
— Святая? — спросил барон, насупив брови. — О чем тут?
— Это книга изречений святого Августина и святого Бенедикта.
Барон поднял брови и осторожно закрыл книгу.
— Ты умеешь читать?
— Да.
— А писать?
— Немного.
— Отдайте ему книгу, — сказал барон, через плечо передавая ее экюйе.
Рыцарь Рамбер наклонился к барону и стал шептать ему на ухо. Тот недовольно мотнул головой.
— Его грамотность мне пригодится, — сказал он тихо маршалу. — Отпустить его! — И, встав, ушел, сопровождаемый своими приближенными.
— Ступай, парень, — сказал дозорщик Иву и, подойдя к нему поближе, добавил шепотом; — Клянусь телом святого Дионисия, ты счастливо отделался. Уж и впрямь не святая ли она у тебя? — И с выражением особой благоговейной робости он дотронулся указательным пальцем до книги.
Расчет рыцаря Рамбера оправдался: ослепленный неуемной ненавистью к дю Крюзье, барон поверил не совсем убедительным наветам своего маршала, утверждавшего, что школяр, подданный дю Крюзье, подослан им с целью выведать ближайшие намерения барона о его походах, путешествиях или просто выездах, чтобы успеть вовремя устроить засаду и взять в плен барона или сделать что‑нибудь еще того хуже. Маршал нашептал, что Ив умышленно указал в лесу неправильное направление бега оленя, что, может быть, тоже входило в планы дю Крюзье, у которого, несомненно, есть связь с лесными разбойниками. Пусть мессир барон хорошенько вдумается в то обстоятельство, что идти школяру по лесу, полному всяких опасностей, вместо большой дороги по меньшей мере странно. О своем приказании вести Ива в замок маршал предусмотрительно умолчал, преподнеся появление в нем школяра под покровом ночи тоже как уловку человека, подосланного врагом барона. Оба эти обстоятельства были подкреплены показаниями жонглера Госелена, запуганного и соответственным образом обработанного маршалом. Кроме его основных отрицательных качеств — легкомыслия и себялюбия, — Госелен обладал еще двумя: слабоволием и трусоватостью. И он пошел на подлость, сказав себе: «Что мне, в конце концов, за дело до этого школяра? Сошлись мы с ним случайно и скоро разойдемся, чтобы никогда больше не встретиться». И, приведенный маршалом к барону, он подтвердил «подозрения» рыцаря Рамбера. Таким образом, маршал оправдал доверие своего сюзерена, который имел теперь все основания вызвать своего врага на поединок, а его подлого виллана запереть в своем подземелье как заложника.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В тихом городе Кафа мирно старился Абу Салям, хитроумный торговец пряностями. Он прожил большую жизнь, много видел, многое пережил и давно не вспоминал, кем был раньше. Но однажды Разрушительница Собраний навестила забытую богом крепость, и Абу Саляму пришлось воскресить прошлое…
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.