Повесть о сестре - [7]

Судьба

Вечер. Мамы дома нет.

По вечерам уютнее всего в столовой. Там большая висячая керосиновая лампа над столом, покрытым темной ковровой скатертью.

Сидим все: Катя с книжкой — только она не очень внимательно читает. Лиза рисует букет цветов, в котором каждый цветок очень правильно расположен, каждый лепесток похож на все остальные, и если справа две маргаритки, то и слева две маргаритки, а ленточка точно сейчас проглажена; у Лизы все всегда выходит аккуратным, приличным и скучным. Мне дали циркуль и бумагу; вся бумага перемазана кружками, и теперь я протыкаю ее ножкой циркуля и смотрю, что получается на свет. Нянька с необыкновенным искусством штопает пятку чулка, ею же когда-то связанного. В комнате тихо, и время проходит мимо нас, тикая маятником.

Сколько лет нашей няне? Пожалуй, много ей лет, совсем сгорбилась няня!

Она приподымается и тянется рукой к лампе — свету прибавить. Катюша отрывается от книги:

— Сиди, сиди, няня, я прибавлю.

— Спасибо, Катенька. Темно мне, глаза мои старые.

Катя смотрит на пламя лампы и, думая о своем, спрашивает:

— Няня, а тебе сколько лет?

— Лет-то сколько? А кто их знает, Катенька. В прошедшем году барыня считали, и будто выходило семьдесят восемь — семьдесят девятый. Это в прошедшем году летом. Стало быть, нынче в январе будет семьдесят ли девять либо все восемь десятков. Вот мне годов сколько, много годов.

Катя смотрит теперь на няню внимательно, точно в первый раз видит ее морщины и прядь седых волос, выбившуюся из-под платка. Платок няня никогда не снимает, и никто ее простоволосой не видал.

— Ты долго жила, няня! Много видела!

Няня соглашается:

— До-о-олго живу! У нас в роду все подолгу жили. Пора бы и помирать мне, Катенька. Вот только хочу повидать, как ты замуж выйдешь.

— А может быть, няня, я совсем не выйду замуж.

— Как же можно! Ты девушка красивая, здоровая, в девках не засидишься. Вот только дай гимназью кончишь.

Катя смотрит на нянин платок и старается представить себе две картины. Вот она, Катя, сидит в девках и на всех сердится; мимо ходят люди, веселые, разговаривают, а она сидит неподвижно в девках и молчит. Или — вот она замужем, пьет чай в такой же столовой, а рядом муж мешает в стакане ложечкой и ест печенье. Но представить себе мужа Катя никак не может.

— Няня, а ты погадай мне, выйду ли я замуж.

— Да ведь што мое гаданье. Может, правда выйдешь, а может, и так, понапрасному.

— Погадай, няня.

У няни в ее чуланчике лежат на полке карты в железной коробке. Этими картами она гадает уже лет двадцать и менять их не хочет, так к ним привыкла. Карты согнуты и почернели. У дамы бубен усы, у короля червей угол обрезан до уха. Катюша знает, что она — дама треф.

Дама треф ложится посередине, и на сердце у нее закрытая карта — без угла. Няня слюнит пальцы — без этого карту от карты не разлепить. Налево — дорога, направо — деньги.

— Ну, няня, что выходит?

— А чему тут выходить? Дурного ничего нету, все благополучно. То ли куда уедешь, то ли тут будешь жить с достатком. А надо быть, дорога, все три шестерки. Вон седьмерка виней — это тяжелые хлопоты, да, может, она потом уйдет.

Карточные масти няня зовет по-старинному: "буби, вини, крести".

На сердце оказался король червей. Но няня не уверена.

— Это кто, няня, суженый?

— Надо быть, суженый, только человек пожилой.

— Старик?

— Зачем старик? Может, и не старый человек, а с положением, в годах, не лоботряс какой. И из себя белокур.

— Ну и что же, няня?

— А разве я знаю! Может, и замуж за него пойдешь. За почтенного человека и лучше, не будет с его стороны никаких шалостев.

— Это какие шалости, няня?

— Всякие бывают, если человек неверный. Жена дома сидит, а он мотается.

— Как, няня, мотается?

— А так и мотается, что все бегает.

— По гостям?

— По гостям да по трактирам, кто их знает.

— Я такого не хочу, няня.

— Кому ж такого надобно, какая с им жизнь!

Опять выходит дорога и письмо. Катя на минуту задумывается. Едет она на пароходе или по железной дороге, пишет письма маме, няне, подругам. И сидит рядом с ней кто-то, неизвестно кто, дергает за руку, заглядывает, не дает писать.

Няня гаданьем недовольна: много черных карт, виней и крестей, окружили даму. Одна надежда — уйдут. Но как раз ушла вся сердечная масть, остались хлопоты, да туз и десятка бубей. Деньги будут, а любви особой не видно, даром что лег король прямо даме на сердце. Мало хорошего.

— Ну, няня?

— А что ж няня? Какая твоя няня гадальщица? Карта, она ляжет, как ее положат, верить ей тоже нечего. Другой раз другое выйдет.

— А сейчас нехорошо вышло?

— Особо плохого ничего нет. Зачем плохое? Ну и хорошего особенно нет. Богатство — это хорошо. Хоть и не в деньгах счастье, а и без денег не проживешь.

— А замуж выйду?

— А как же не выйдешь? И без карты выйдешь, и по карте так.

— А счастлива буду, няня?

Тут нянька сердится:

— Счастье, милая, сам себе человек делает. Люби мужа — вот тебе и счастье. С неба оно не свалится, счастье. И все это гаданье выходит — одна глупость.

— Ты картам не веришь, няня?

— Чего им верить, я и так знаю, без карт.

И правда: восемьдесят лет на свете проживши — как же не знать няне, в чем счастье и как его добывают! И сама была замужем — в свое время досыта наплакалась. В деревне, где жила няня молодой, про счастье так говаривали: "Счастье да трястье на кого нападет". А то еще сами на себя плакались: "Таков наш рок, что вилами в бок".