Повесть о семье Дырочкиных (Мотя из семьи Дырочкиных) - [9]
— Как — рубашку? Она же была.
— Была, — подтверждает Санечка. — А теперь ее нет. Может, Мотька ее унесла.
И тут вбегает Борис Борисыч.
— Я так и знал, — кричит он. — С тобой каши не сваришь!
И он начинает носиться по комнате, и то что на кровати лежит, перекидывает на стулья, а что на стульях — на кровать кидает. Потом ложится на пол и так на животе начинает ползти через всю комнату.
А Санечка, пока отец носился, тоже побегал для приличия и кое-какие вещички покидал с одного места на другое, а потом, когда Борис Борисыч уполз в коридор, подлетел к зеркалу и стал свой чубчик снова двигать и себе глазом подмигивать. Откинет прядку волос вправо, улыбнется и ручкой помашет, приветствует себя.
А Борис Борисыч на животе уже по двум комнатам прополз и теперь ему совсем немного осталось. Коридор, кабинет, ванна, кухня. Я обогнала его, влетела в кабинет первая.
А он действительно хорошо ползет, профессионально. Локтями перебирает, коленками отталкивается. Голову под тахту запихал, вильнул ногами и весь скрылся.
— Это, — кричит, — ты виноват! Ты неаккуратен!
Саня же, чувствую, все еще около зеркала стоит, чубчик справа налево перекатывает.
— А может рубашка в шкафу? — спокойно так спрашивает Саня и, вероятно, при этом сам себе подмигивает.
— В шкафу! — кричит Борис Борисыч и в одну секунду выныривает на середину комнаты. — А ты туда не смотрел?
В два прыжка подлетает к шкафу. Бах! Дверца чуть не с петли слетает. Трах!
— А-га-га-га!
И рубашка летит к Санечкиным ногам.
— Вот твое невнимание!
А Санечка будто железный. Стоит. Гребеночкой чубчик взбивает, в зеркало на себя смотрит.
Тут Борис Борисыч подлетает к Санечке и сам махом напяливает на него рубашку.
— Скорее, — кричит. — В кого ты только уродился такой! Отец у тебя деловой человек, серьезный! Мать тоже вроде бы за собой последить может! А ты? Ты мировое чудо, вот кто.
Однако, смотрю, дело с места сдвинулось. Борис Борисыч уже галстук на шее затянул, Саня начал шнурки завязывать. Кажется, уйдут все же.
И тут Санечка неуверенно так, но жалобно произносит:
— Папа, я кушать хочу.
— Вввуууй! — говорит Борис Борисыч, а сам шею вытягивает и бледнеет.
Я даже глаза зажмурила. Что дальше было, передать не берусь. Тут не мой талант нужен, а, скажем, Льва Толстого. Говорят этот писатель хорошо войну и мир описывал.
— Ешь! Ешь! Ешь!
Это уже из кухни кричит Борис Борисыч. Я туда. А он стоит около холодильника, галстук на бок съехал, и все, что там есть, на стол выкидывает.
— Ешь! Ешь! — повторяет.
А Санечка вошел на кухню как ни в чем не бывало, присел к столу, выбрал мою колбаску, покрошил ее в манную (мою же) кашу и начал потихоньку уплетать. Я даже заскулила от ужаса. А мне чего останется?
Борис Борисыч пометался вокруг стола, но, видно, и ему есть захотелось. Присел и стал помогать Сане ложкой.
— Вкусно, — говорит, — только жалко, что холодная. Может подогреем?
— Зачем? — говорит Саня. — И так съедим. Чего время тратить попусту. Может еще в театр успеем.
— Нет, — спокойно говорит Борис Борисыч. — Уже не успеем, так что спешить теперь глупо. Придем, Саня, ко второму акту, а может даже к третьему. Я, Саня, люблю в пьесах финалы смотреть. И отгадывать, какое было начало. Так, Саня, можно развить свое воображение, а это для драматурга самое наиглавнейшее качество…
Из театра Борис Борисыч пришел сам не свой. Расстроен был ужасно. Бродил из угла в угол и бормотал что-то знакомое.
— Я вам больше не доверяю, зондерфюрер. Руки вверх!
Я стала догадываться. Видно, в той пьесе, что они смотрели, слова были такие же, что и в его пьесе, и теперь Борис Борисыч новые слова подбирал.
Ну и нервная же у него работа, скажу вам. Только напишешь хорошую фразу, а ее кто-то тоже придумает или у него подглядит. И отчего так выходит, что у него все списывают, где справедливость?
Теперь я уже знала, что до утра Борис Борисыч не заснет, а если и задремлет немного, то будет вертеться на своей тахте, как мельница. И я пошла к Сане. А тот уже спит. Сжался калачиком и посапывает довольный, чего ему. И учебник английского на полу. Видно вспомнил, что не учил на завтра и решил перед сном позаниматься.
Я лизнула одну страничку, вырвала листок и стала учить. Английский язык не сложный. И кое-что я налету схватываю.
Вот сами посудите, как это просто. По-русски:
— Ав-ав!
По-английски:
— Вау-вау!
Пожевала я вырванную страничку для лучшего запоминания и вдруг сделалось мне дурно, в груди будто чайник закипел. Инфаркт, думаю. Понеслась я по коридору, заскулила. А в животе боли, рези, колотье! Спасите, думаю, помогите, что же это делается! Вызывайте, товарищи, детскую неотложную помощь с моим доктором Ольгой Алексеевной!
И вот, стала я помирать, когда подумала — бедный мой, одинокий Санечка, как ты без меня жить будешь! — в тот момент стала я судорожно кашлять и задыхаться, а когда пришла в полное сознание, то увидела на полу теткину перчатку. Серую, шерстяную, мокрую и перекрученную, как канат. И как я такую громадную штуковину проглотить могла?
Отлежалась я после мучений, покатала перчатку лапой и удивилась еще больше. Там всего два пальца было. Куда же остальные потерялись, думаю. Или, когда Санечка за мной гнался и пытался перчатку отнять, он успел все же три пальца оторвать и сам, может, их съел? Или эти три пальца где-нибудь на улице валяются, я их тогда откусила, не заметила? В любом случае найти эти три пальца нужно, потому что Санечка продолжает нервничать, боится как бы тетка не пришла к нам. А вот если мы поищем во дворе те три пальца, да пришьем их к двум, то тогда у нас получится пять пальцев, то есть опять целая перчатка. И когда тетка, перчаткина хозяйка, пойдет на нас жаловаться в милицию, что вот, мол, они мои перчатки едят, хотя сама же их мне в рот положила, то я ей тут же и отдам эту зашитую новенькую перчатку, да еще скажу:
Вторая книга из известного цикла об октябренке Сане Дырочкине Весёлая повесть об октябрятах одной звездочки, которые стараются стать самостоятельными и учатся трудиться и отдыхать вместе.
В повести «Версия» С. Ласкин предлагает читателям свою концепцию интриги, происходящей вокруг Пушкина и Натальи Николаевны. В романе «Вечности заложник» рассказывается о трагической судьбе ленинградского художника Василия Калужнина, друга Есенина, Ахматовой, Клюева... Оба эти произведения, действие которых происходит в разных столетиях, объединяет противостояние художника самодовольной агрессивной косности.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Документальная повесть С. Ласкина «Вокруг дуэли» построена на основе новейших историко-архивных материалов, связанных с гибелью А. С. Пушкина.Автор — писатель и драматург — лично изучил документы, хранящиеся в семейном архиве Дантесов (Париж), в архиве графини Э. К. Мусиной-Пушкиной (Москва) и в архивах Санкт-Петербурга.В ходе исследования выявилась особая, зловещая роль в этой трагедии семьи графа Григория Александровича Строганова, считавшегося опекуном и благодетелем вдовы Пушкина Натальи Николаевны.Книга Семена Ласкина читается как литературный детектив.
Повести ленинградского писателя Семена Ласкина написаны о наших современниках. «На линии доктор Кулябкин» — повесть о враче «скорой помощи». Действие ее протекает за одно суточное дежурство, при этом раскрывается жизнь врача, человека скромного, бескомпромиссного, обладающего талантом доброты. О врачах же — повесть в рассказах «Несколько историй из врачебной практики», «Абсолютный слух» — повесть о школе, «Лестница» и «Боль других» — повести о молодежи, о поисках собственного пути в жизни. «Евдокия Леонтьевна» — повесть о простой русской женщине, полной любви к людям.
Около пятидесяти лет петербургский прозаик, драматург, сценарист Семен Ласкин (1930–2005) вел дневник. Двадцать четыре тетради вместили в себя огромное количество лиц и событий. Есть здесь «сквозные» герои, проходящие почти через все записи, – В. Аксенов, Г. Гор, И. Авербах, Д. Гранин, а есть встречи, не имевшие продолжения, но запомнившиеся навсегда, – с А. Ахматовой, И. Эренбургом, В. Кавериным. Всю жизнь Ласкин увлекался живописью, и рассказы о дружбе с петербургскими художниками А. Самохваловым, П. Кондратьевым, Р. Фрумаком, И. Зисманом образуют здесь отдельный сюжет.
Лакский писатель Абачара Гусейнаев хорошо знает повадки животных и занимательно рассказывает о них. Перед читателем открывается целый мир, многообразный, интересный. Имя ему - живая природа.
Главные герои рассказа Зинаиды Канониди это два мальчика. Одного зовут Миша и он живет в Москве, а другого зовут Мишель и он живет в Париже. Основное действие рассказа происходит во Франции начала 60-х годов прошлого века. Париж и всю Францию захлестнула волна демонстраций и народных выступлений. Эти выступления жестко подавляются полицией с использованием дубинок и водометов. Маленький Мишель невольно оказывается втянут в происходящие события и едва не погибает. Художник Давид Соломонович Хайкин.
Зорро – из тех собак, которых с самого раннего детства натаскивают быть ищейками. Он послушный, тихий, предельно внимательный – а главное, он может учуять человека даже в глухом лесу. Или под толщей снега. Спасать попавших в беду для Зорро – не только работа, но и наслаждение. И первым, кто выразил псу благодарность, стал Лука – 19-летний сноубордист, которого в один злополучный день накрыла лавина. Лука не просто благодарен Зорро – глядя на его ежедневные подвиги, парень решает изменить жизнь и стать профессиональным волонтером «Альпийской помощи».
В книгу вошли две повести известного современного македонского писателя: «Белый цыганенок» и «Первое письмо», посвященные детям, которые в трудных условиях послевоенной Югославии стремились получить образование, покончить с безграмотностью и нищетой, преследовавшей их отцов и дедов.
Эта книга о людях, покоряющих горы.Отношения дружбы, товарищества, соревнования, заботы о человеке царят в лагере альпинистов. Однако попадаются здесь и себялюбцы, молодые люди с легкомысленным взглядом на жизнь. Их эгоизм и зазнайство ведут к трагическим происшествиям.Суровая красота гор встает со страниц книги и заставляет полюбить их, проникнуться уважением к людям, штурмующим их вершины.
Книга «Саня Дырочкин — человек семейный» — первая повесть из известного цикла об октябренке Дырочкине и его верном спутнике и товарище собаке Моте, о том, какой октябренок был находчивый и самоотверженный, о том, как любил помогать маме по хозяйству.Повесть печаталась в сокращённом варианте в журнале «Искрка» №№ 1–4 в 1978 году.