Повесть о первых героях - [31]

Сели на лед небольшого озерца. Рядом маленькое чукотское селение Валькальтен.

При посадке на самолете Каманина лопнул амортизационный шатун. Ремонт не очень сложный, но требующий времени. Какой смысл ждать всем трем машинам, когда бензина все равно хватит лишь для двух? Вот что писал в своих воспоминаниях Пивенштейн:

«…Каманин сказал мне то, к чему я уже был готов:

— Придется оставить тебя здесь с моим самолетом. Мы сольем с него бензин, чтобы хватило до бухты Провидения, и оттуда сразу пришлем тебе горючее. Постарайся за это время исправить мою машину и догнать нас.

Вряд ли когда-нибудь я получал более тяжкое приказание. Каманин почувствовал это.

— Я прекрасно понимаю, что тебе тяжело, — продолжал он, — сожалею, но ничего не поделаешь.

Не хотел он больше об этом говорить. Я сам понимал, что как командир звена Каманин не может поступить иначе».

КУРС НА ЛЬДИНУ

Заправившись по дороге в бухте Провидения, Молоков и Каманин прилетели в Уэлен. Отсюда — рукой подать до Ванкарема.

7 апреля, меньше чем через час после посадки в Ванкареме, машины снова поднялись в воздух. Курс на льдину в лагерь Шмидта! Полета — 55 минут. Ориентир — столб дыма от сигнального костра.

Самолеты шли над Чукотским морем, Под крылом простиралась бескрайняя, непрестанно движущаяся ледяная пустыня. Льдины громоздились одна на другую, переваливались, словно играя в чехарду. Темные разводья курились паром, который летчики ошибочно принимали за сигнальный дым.

Штурман Каманина Шелыганов, рассчитав расстояние, время и силу ветра, как всегда, предупредил пилота за десять минут. Вторично предупредил за три минуты. Но лагерь все еще не показывался.

— Время вышло, — сказал штурман по телефону, — лагеря не вижу.

Каманин, улыбнувшись, ответил военным термином:

— Можно бомбить по расчету времени.

Он развернул самолет на посадку, и тогда Шелыганов увидел черный дымовой столб и десяток палаток, и барак, и развевающийся на вышке красный флаг, и фигуры людей, приветственно махавших руками.

Ледяной «аэродром» совсем небольшой, вокруг — торосы. Нужен очень точный и трезвый расчет, чтобы не поломать самолет.

Только после третьего захода машина, скользя над вершинами торосов, чуть не задевая их лыжами, опустилась на крохотную площадку и остановилась почти у самой стенки торосов. Развернуться и отрулить самостоятельно Каманин не мог, пришлось ждать, когда челюскинцы оттащат самолет за хвост несколько назад.

И вот уже бородатые, неуклюжие в меховой одежде люди обнимают, целуют героев-летчиков, прилетевших к ним на выручку. И летчику хочется каждого обнять. Но одна мысль не дает покоя: «Сесть-то я сел, а как взлечу?»

Отто Юльевич Шмидт гостеприимно приглашает:

— Пойдемте в лагерь, посмотрите, как мы живем…

— Большое спасибо, но сейчас мы не можем, надо срочно взять пассажиров и лететь обратно…

Девять раз совершал Каманин рискованные посадки и взлеты со льдины, дрейфовавшей в Чукотском море, и вывез на Большую землю 34 человека.

…Я знаю по себе и по рассказам своих товарищей-летчиков, что настоящую, большую радость от того, что нам удалось долететь до лагеря Шмидта и вывезти челюскинцев, мы все в полной мере почувствовали только тогда, когда спасательные операции были закончены. Рейсы же на льдину, взволнованные встречи с челюскинцами, объятия, пожатие чьих-то протянутых рук, ответы на вопросы — все это совершалось почти автоматически. Ведь мысли наши были заняты лишь одним: в порядке ли машина после посадки, удастся ли нормально взлететь с драгоценным грузом на борту, позволит ли погода слетать в этот день еще и еще раз и насколько благополучными окажутся следующие посадки на льдине и в Ванкареме.

Для этого требовались полная отдача всех сил и знаний, огромное напряжение воли. Поэтому на все остальное мы реагировали слабее и по-настоящему начали все переживать лишь тогда, когда со льдины были сняты последние люди и лагеря Шмидта уже не существовало.

В то время Каманин записал в свой дневник:

«…В Ванкареме все ликовали, а мне вдруг стало грустно. Я спросил себя: «Как ты, товарищ Каманин, выполнил приказ?..» Рядом с большой победой я увидел поражение. Ведь мне дали звено из пяти машин, а в лагерь пришли две. В армии мы выполняли более сложные задачи. Своим ребятам я совершенно серьезно сказал:

— Ну и влетит же мне за этот полет».

Я был свидетелем этого необычного, но абсолютно искреннего разговора. Правда, в эту минуту нас позвали в радиорубку и мы прочли радостную весть от руководителей партии и правительства: «…ходатайствуем о награждении…»

Победителей не судят.

…Так блистательно начавшаяся над льдами Чукотского моря биография Николая Каманина продолжалась не менее удачно.

ПРОДОЛЖЕНИЕ БИОГРАФИИ

Когда миновал шквал всеобщего ликования, вызванного спасением челюскинцев, кончились митинги, встречи, банкеты, летчикам — первым Героям Советского Союза была предоставлена возможность поступить учиться с Военно-воздушную академию имени Жуковского. Академия-то одна, а факультет каждый выбрал по наклонностям. Ляпидевский и Доронин пошли на инженерный факультет, Слепнев — на оперативный, готовивший штабных работников ВВС, а Каманин, конечно, выбрал командный. Он решил стать высокообразованным командиром покорителей синих высот. И стал им.