Повесть о партизане Громове - [12]
— Ой, люди добрые, за что же убивают?.. Спасите!.. — с мучительной болью в голосе выкрикнула молодая женщина, видно, жена кого-то из приговорённых к смерти. Выкрикнула и забилась в руках подхватившего её крестьянина.
— Мама! Мамка же! — испуганно заплакала маленькая девочка, хватаясь трясущимися ручонками за юбку бьющейся в истерике матери.
Толпа молчаливо колыхнулась вперёд. В тишине прозвучал спокойный голос священника Остроумова.
— Постойте, господин поручик… Они же православные. Допрежь чем предстать им перед судом всевышнего, дозвольте заупокойную прочитать.
— Валяй! — снисходительно разрешил Воронцов.
Поп загнусавил:
— Со святыми упокой души рабов твоих, идеже несть ни печали, ни болезни, ни воздыхания, но жизнь бесконечная…
Не успел поп произнести последние слова молитвы, как поручик Воронцов скомандовал: «Пли!»
Громыхнул залп, и заживо отпетые ни в чём не повинные люди упали на землю.
На площади началась массовая расправа: пороли всех подряд — и мужиков и женщин.
— Предупреждаю, если через три дня новобранцы не явятся на призывной пункт, каждого десятого расстреляю, а деревню сожгу, — пригрозил напоследок Воронцов и направился в дом Монохина продолжать попойку.
Большое село притаилось. На улице — ни души. Только заросший чёрной щетиной человек с кожаной сумкой через плечо, в котором угадывается бродячий коновал, иногда появляется на ней, переходит из одного дома в другой.
Под вечер к землянке прибрёл паренёк. Он был не по возрасту рослый. Из-под шапчонки выбилась прядь чёрных волос. Глаза смелые, дерзкие. Он спросил у собравшихся около землянки партизан:
— Кто Громов будет?
— Я буду, а тебе зачем? — ответил Громов.
— Вам пакет, — паренёк достал из-за пазухи вчетверо сложенный листок. — Батя прислал.
Баев писал: «В Корнилово каратели учинили расправу. Провёл работу. Многие решили партизанить, а может быть, уже пришли к вам. Нет, так ждите. Иду „коновалить“ в другие деревни. Ждите и оттуда пополнение».
Громов разорвал на мелкие клочки письмо и, обращаясь к пареньку, заметил:
— Спасибо за сообщение. Можешь возвращаться, домой.
Однако паренёк не думал уходить. Он топтался на месте, видно, собираясь что-то сказать.
— Говори, Киря, говори, — подтолкнул его Петя Нечаев (они уже успели пошептаться между, собой, пока Громов читал донесение).
— Товарищ Громов, разреши остаться в отряде. — В глазах Кири — надежда и боязнь, что его не примут. — Что хошь буду делать: белых бить, в разведку ходить.
— Ишь ты! — удивился Громов. — А тебе сколько лет?
— Пятнадцатый…
— Маловато. Ещё забоишься. Да и стрелять, поди, не умеешь?
Киря оглянулся по сторонам, схватил у землянки бердану и побежал через поляну, тянущуюся неширокой полосой между пашней и берёзовыми околками.
Вот он присел по колено, стал прицеливаться. И тут все увидели, что на оголённой раскидистой берёзе сидит с десяток косачей.
Раздался выстрел, и черныш, цепляясь за ветки, свалился на землю.
Киря подбежал к птице, поднял её и уже не торопясь вернулся к землянке.
— Вот. На похлёбку, — проговорил он. — А вы говорите, стрелять не умею. Баевы — все охотники.
Громову паренёк понравился.
— Молодец! Что же, ладно, берём. Будешь моим связным.
Киря обрадовался. В обнимку с Петей Нечаевым он и отошли в сторону, улеглись невдалеке на жухлую траву и принялись о чём-то разговаривать.
Ночью прибыло ещё несколько мужиков, но теперь уже из Ярков: Проня Поставнев, Илья Чеукин, Василий Коновалов и другие. Народ всё стреляный, фронтовики. Позже всех пришёл из Поперечного Данько Кольченко. В руках у него — винтовка. Он тяжело опустился на порожек землянки, закурил и только тогда хрипло проговорил:
— Не мог оставаться в деревне, а в их армию не хочу. Терпение лопнуло. Примите в отряд. Буду бить их не жалея.
— Принимаем. Нам люди нужны, — ответил Громов.
Прошла неделя. Отряд вырос до 23 человек. «Пора дать знать о себе мужикам, да пусть и белые почувствуют. Двадцать три партизана тоже сила немалая. И оружие есть», — думал Громов.
В одну из тёмных октябрьских ночей он побывал на явочной квартире в Камне, встретился с Иваном Коржае-вым. Рассказав о расправе карателей над крестьянами села Корнилово, об организации отряда, Громов попросил совета:
— Думаю, пора нам действовать, да не знаю, с чего начать?
— А вот и начни, пожалуй, с Корнилова, — посоветовал Коржаев. — Кулачьё всюду выдаёт карателям большевиков и им сочувствующих. По всей строгости советского закона накажи предателей Монохина, Леоненко, попа Остроумова.
Вернувшись в отряд, Игнат Владимирович подозвал к себе Кирю Баева, усадил рядом и, по-отцовски обняв, проговорил:
КИРЯ БАЕВ — партизанский связной и разведчик.
— Ну, вот что, Киря, даю тебе боевое задание: надевай на себя что похуже да постарее, мешок через плечо вешай и иди в Корнилово милостыньку собирать, как я когда-то в детстве.
Да пожалобнее тяни, знаешь, вот так:
«Подайте ради Христа на пропитание.
Нет у меня ни отца и ни матери…» Понял?
— Понял, товарищ Громов! — задорно ответил Киря.
— Побывай обязательно у мельника Монохина, у попа, посмотри, есть ли у них офицеры, чем они занимаются.
— Вот здорово! — восхищённо воскликнул паренёк. — Всё как есть разведаю.
