Повесть о парашюте - [19]
Этот парашют настолько прочен, что позволяет оставлять машину с немедленным раскрытием купола при скорости полета около шестисот километров в час. Этот аппарат хорош тем, что, обеспечивая безопасную скорость снижения без всяких раскачиваний, он позволяет во время спуска производить перемещения в любую сторону для выбора лучшей площадки при приземлении. Позднее эти особенности конструкторы постарались придать и тренировочным парашютам. Ведь иметь возможность значительного горизонтального перемещения в любую сторону — это очень важно, особенно при прыжках на точность приземления.
В 1956 году появился новый спортивный парашют Т-2. Это был сравнительно легкий и довольно простой в управлении аппарат, который позволил резко увеличить точность приземления. Однако и он просуществовал недолго. Ему на смену пришел Т-4. Горизонтальное перемещение на этом парашюте создавалось при помощи потока воздуха, выходящего из-под купола через специальные прорези, и было чуть больше четырех метров в секунду. А это, как вы понимаете, очень немало. Парашют получал возможность длительного маневрирования, он мог приближаться к цели или удаляться от нее. И скоро количество рекордов международного класса на точность приземления значительно возросло.
Но таковы уж законы прогресса — и эти, по существу, неплохие аппараты перестали удовлетворять спортсменов-парашютистов. Сейчас конструкторы многих стран усиленно работают над созданием парашюта, купол которого представляет собой своеобразное крыло довольно значительных размеров. Управляя им, можно не просто снижаться, а планировать и, значит, увеличить точность приземления. Не случайно такие парашюты получили название планирующих парашютов, или парапланеров. Усовершенствование их обещает еще большие успехи спортсменам…
Тут я должен признаться, что несколько увлекся и довел историю развития парашюта чуть ли не до наших дней. А то время, когда я листал по библиотекам первые журналы и книги о парашютизме, можно без преувеличения назвать зарей современного парашютного дела. И предстояло еще не только многое понять, осмыслить, но и освоить на практике. Ведь наш багаж был очень скромным. Мы совершили только первые свои прыжки. Причем, самые элементарные: отделиться от самолета, раскрыть парашют, приземлиться. Это была арифметика. А существовала еще и алгебра, и высшая математика парашютного дела. Надо было осваивать их.
В свободном падении
… И снова — в первый раз!
Эти слова — в первый раз — еще не однажды встретятся в книжке.
Казалось бы, куда уже дальше? Парашют освоен — я знаю это на собственном опыте, — взят на вооружение и в гражданской, и в военной авиации, успешно применяется для самых различных целей и в разнообразной обстановке. Совершенствуй его, ищи новые области использования… Но так уж устроен человек, что он не может останавливаться на достигнутом и всегда заглядывает вперед: а что дальше? И снова испытывает что-то новое — в первый раз. Так было и с затяжным прыжком, при котором авиатор не сразу раскрывает парашют, а какое-то время летит к земле в свободном падении…
Сначала, когда парашют был только изобретен, никто о затяжных прыжках и не помышлял. Его назначение заключалось в том, чтобы обеспечить возможно более плавное и мягкое приземление. Но даже в те времена, когда далеко несовершенный еще парашют применялся лишь для показа сногсшибательных цирковых трюков, находились люди, которые отваживались… Впрочем, расскажу по порядку.
В одном старинном журнале я случайно прочел коротенькую заметку о том, как еще в конце прошлого века знаменитый Шарль Леру, о котором я уже рассказывал, удивлял публику тем, что на полураскрытом парашюте падал с высоты тысячи до двухсот метров и только потом полностью раскрывал парашют.
Такой трюк Леру проделывал неоднократно. Для этого еще на земле он надевал на нижнюю кромку купола специальное кольцо, которое не давало парашюту раскрываться полностью.
После прыжка из корзины купол вытягивался во всю длину, принимал грушевидную форму, но полностью не раскрывался. В таком виде он оказывал сравнительно небольшое сопротивление, и парашютист падал ногами вниз со значительной скоростью. Потом на высоте 200–250 метров он сдергивал кольцо, купол наполнялся и плавно опускал смельчака на землю.
Шарль Леру был первым человеком, начавшим выполнять подобие затяжных прыжков с парашютом. Однако об этих отчаянных экспериментах скоро забыли и, наверное, еще долго не вспоминали бы, но вмешался случай и открыл глаза на новые, еще неизведанные, свойства парашюта.
Американец Лесли Ирвин, испытывая новый парашют собственной конструкции, прыгнул с высоты 500 метров и раскрыл его только в двухстах метрах от земли. Видимо, Ирвин растерялся, не сразу нашел вытяжное кольцо и, падая в воздухе, долго отыскивал его. Так это было или иначе, но задержка раскрытия парашюта не предполагалась, а произошла в силу непредвиденных обстоятельств. Это случилось 28 апреля 1919 года. А 22 октября 1922 года, точно так же, неумышленно, около семисот метров в свободном падении, не раскрывая парашюта, пролетел лейтенант ВВС США Гарольд Гаррис, когда самолет, на котором он летел, развалился в воздухе. Падая, Гаррис правой рукой дергал не вытяжное кольцо, а лямку парашюта и, наверное, уже прощался с жизнью.
В редких повестях и романах для юношества вы найдете такое множество эпизодов и приключений, как в книге летчика-парашютиста К. Кайтанова. Прыжки из мертвой петли, из пикирующего самолета, прыжки из стратосферы, спуск на полотно железной дороги в момент, когда навстречу на полном ходу несется поезд… И тут же — рядом с самыми удивительными приключениями — деловые страницы, объясняющие читателю все особенности и сложности летного и парашютного искусства. И, однако, читателю ни на минуту не кажется, что книжка раздваивается, делится на части, познавательную и приключенческую.
Автор книги — известный летчик-парашютист — рассказывает читателям о своей жизни, о развитии парашютного спорта в России, о прыжках с предельно больших высот.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Венедикт Ерофеев (1938–1990), автор всем известных произведений «Москва – Петушки», «Записки психопата», «Вальпургиева ночь, или Шаги Командора» и других, сам становится главным действующим лицом повествования. В последние годы жизни судьба подарила ему, тогда уже неизлечимо больному, встречу с филологом и художником Натальей Шмельковой. Находясь постоянно рядом, она записывала все, что видела и слышала. В итоге получилась уникальная хроника событий, разговоров и самой ауры, которая окружала писателя. Со страниц дневника постоянно слышится афористичная, приправленная добрым юмором речь Венички и звучат голоса его друзей и родных.
Имя этого человека давно стало нарицательным. На протяжении вот уже двух тысячелетий меценатами называют тех людей, которые бескорыстно и щедро помогают талантливым поэтам, писателям, художникам, архитекторам, скульпторам, музыкантам. Благодаря их доброте и заботе создаются гениальные произведения литературы и искусства. Но, говоря о таких людях, мы чаще всего забываем о человеке, давшем им свое имя, — Гае Цильнии Меценате, жившем в Древнем Риме в I веке до н. э. и бывшем соратником императора Октавиана Августа и покровителем величайших римских поэтов Горация, Вергилия, Проперция.
Скрижали Завета сообщают о многом. Не сообщают о том, что Исайя Берлин в Фонтанном дому имел беседу с Анной Андреевной. Также не сообщают: Сэлинджер был аутистом. Нам бы так – «прочь этот мир». И башмаком о трибуну Никита Сергеевич стукал не напрасно – ведь душа болит. Вот и дошли до главного – болит душа. Болеет, следовательно, вырастает душа. Не сказать метастазами, но через Еврейское слово, сказанное Найманом, питерским евреем, московским выкрестом, космополитом, чем не Скрижали этого времени. Иных не написано.
Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.