Повесть о моем друге - [45]

На окраине города их встретил подпольщик Николай Прокофьевич Дрозд. Он взял корзину и понес к себе домой. Мария Осипова с трудом притащилась в свою комнатушку, и здесь ее оставили силы. Не выдержав огромного напряжения, она повалилась в постель и так, уткнувшись в подушку, лежала несколько часов, пока не успокоились нервы.

20 сентября Мария встретилась с Еленой и передала ей мину, показав, как надо устанавливать ее на боевой взвод. Женщины попрощались.

— Спокойней, Аленка, главное — спокойствие, — напутствовала Мария.

— Я должна тебе сообщить, Мария, — сказала Мазаник, — что на днях ко мне приходила с предложением убить Кубе Надежда Троян из бригады «Дяди Коли».

— Хорошо, хорошо, — кивнула головой Осипова. — На тебя не только мы с Надей, а весь народ надеется. Иди.

…Елена положила мину в сумочку и ушла к себе домой. Наутро мина должна была совершить последний свой путь от квартиры Мазаник до особняка фашистского палача. Путь этот был недолог, но, пожалуй, еще более опасен, чем тот, который совершили накануне две отважные подпольщицы Осипова и Грибовская. Если бы фашистам удалось обнаружить мину у Марии, то обе женщины поплатились бы своей жизнью, но враг бы не узнал, для кого предназначалась взрывчатка. Операцию можно было продолжать! Осипова это хорошо понимала.

Если гестаповцы обнаружат у Мазаник мину на подходе к особняку, то покушение на Кубе едва ли будет возможно. Враг усилит бдительность и не подпустит партизан к своему шефу.

Елена еще издалека заметила часового, стоящего у входа в особняк. «Спокойнее, спокойнее», — беззвучно шептала она, чувствуя, как холодный пот выступил на всем теле. Она старалась идти как можно свободнее, мурлыча себе под нос веселую немецкую песенку. Солдат узнал ее и заулыбался. Она улыбкой поприветствовала его и легко проскочила через проходную.

— Извините, фрау, — вежливо остановил он ее. — Разрешите заглянуть в вашу сумочку. Служба такая, извините…

— Ах, пожалуйста, — засмеялась Елена и приоткрыла сумку. — Вот батистовый платочек, духи… Подарить вам платочек? Нет, не могу. Он предназначен для генеральши. Вам же я завтра принесу не хуже этого. Ваша фрау будет довольна моим подарком. — И она быстро закрыла сумку, вошла во двор особняка, а там вскоре мина была доставлена в дом.

Мина должна была взорваться в полночь. «Генеральный комиссар Белорутении» обычно в двенадцатом часу ночи готовился ко сну. До этого времени нужно было обязательно проникнуть в его спальню и подложить мину. Елена долго выжидала удобного момента. Наконец, когда коридор, ведущий к спальне, опустел, она шмыгнула в комнату и приложила магнитный заряд к пружинам кровати.

Мазаник спустилась на первый этаж и была взволнована так, что это заметила жена Кубе, которая удивленно спросила:

— Что с тобой?

— Зубы болят, — нашлась Елена. — Мочи нет! Разрешите сходить к врачу… вырвать надо…

— Сходи, только не задерживайся. Ты мне скоро понадобишься, — сказала генеральша.

Елена поблагодарила и, держась рукой за щеку, медленно вышла из особняка. Она пришла к сестре Валентине.

— Ну как? — бросилась та к Елене.

— Все в порядке…

— Давай скорее. Машина уже ждет. Тетю и детей уже повезли в партизанскую зону Татьяна Мазнякова и «Ватик» — Вячеслав Павлович Стефанович, — сказала на ходу Валентина.

Женщины поспешили в условленное место, где их ждал с грузовой машиной подпольщик — шофер комсомолец Николай Фурц. Он и доставил их в лагерь «Димы», а потом на аэродром, с которого они и улетели в Москву.

Мужественные партизаны точно выполнили приговор советского народа. Гитлеровский палач Вильгельм Кубе был разорван партизанской миной. Собаке — собачья смерть!»

Параллельно с группой Марии Осиповой действовала и Надежда Троян, совсем еще молодая комсомолка, готовая выполнить любое боевое задание, ставшая также Героем Советского Союза.

3

Наша с Сергеем работа в Центральном штабе носила, как тогда нам казалось, штатский характер: мы занимались отправкой в партизанские отряды самолетов. Каждую ночь из затемненного Внукова брали курс на запад «Дугласы», санитарные машины, маленькие и юркие У-2…

Работа Центрального штаба строилась в соответствии с режимом Верховного Главнокомандующего: он мог каждую минуту позвонить, потребовать нужную справку, позвать для доклада. Начальник партизанского штаба П. К. Пономаренко приезжал часов в одиннадцать, примерно за час до того, как мог позвонить Сталин. А Сергей уже в девять дежурил у телефона, и так до глубокой ночи, а потом до утренних позывных, до первой шестичасовой сводки Совинформбюро. Он даже поставил койку в своей комнате — ночевал в штабе. Да, собственно, и идти-то ему было некуда, иногда только заглянет ко мне, перекинемся парой слов и — все.

Сергей рассказывал мне, что рабочий день Сталина начинался около двенадцати, однако наиболее «жаркими» часами считались вечерние и ночные — обычно Верховный Главнокомандующий уезжал на «Ближнюю дачу» лишь под утро.

Однажды мой друг сказал:

— Знаешь, я познакомился с двумя замечательными людьми, академиками Жолтовским и Щусевым, известными нашими архитекторами, — надо загодя учиться понимать тех, кому суждено восстанавливать из пепла разрушенные города. Так вот, Жолтовский живет в таком режиме: с семи часов вечера садится за работу, а кончает свой вдохновенный труд рано утром. Днем — спит. Я спросил его: «Отчего так?» А он объяснил, что днем звонки отрывают, визитеры досужие, сутолока зряшных дел, да и семья не всегда понимает творца. Ночью — тишина и одиночество, столь необходимые для искусства. Днем, коли звонят или идет кто по «срочному» делу, отвечают: «Академик спит». Будить-то неудобно, пожилой ведь человек…