Повесть о Макаре Мазае - [26]

Надо увеличивать высоту свода над порогом рабочего окна и одновременно поднимать форсунки. Стенки арки и верх столбов, благодаря наклонной передней, более удалены от факела пламени и меньше подвергаются разрушению».

— Узнаете? — Улыбнулся Шаллерт. — Да, ваши собственные рекомендации. Но сейчас вы слышали не цитату из своей книги, а будущее обращение Макара Мазая к работникам приазовских заводов фирмы «Крупп фон-Болен». Послушайте, с каким душевным подъемом вы призываете их:

«Под руководством великой Германии мы возродим черную металлургию нашей родины, дадим заработок многострадальным рабочим Приазовья. В годину тяжелых испытаний мы обязаны позаботиться о своих семьях, спасти их от голода. «Семья и хлеб!» — вот наш девиз. В этом обращении я рассказываю о своем опыте, призываю всех сталеваров добиваться хорошей работой больших доходов, которые гарантирует всем добросовестным работникам фирма «Крупп фон-Болен»».

— И неважно, от живого или от мертвого Мазая будет исходить этот призыв, — небрежно добавил Шаллерт. — Важно добиться, чтобы все сталевары продолжали работать так, как им рекомендовал Мазай. Конечно, нельзя не поверить этому документу с подлинными мазаевскими рекомендациями, ведь вы действительно писали о своих методах…

Мазай попытался усмехнуться.

— Чего это вы так развеселились, — насторожился Шаллерт. — Вы надеетесь, что сталевары не поверят этому обращению, ведь им подсовывают позапрошлогоднего Мазая? Ну, это мы уточним с инженерами. Главное все равно будет достигнуто: прежнего, большевистского Мазая не станет, будет жить другой, пусть хоть и на бумаге.

Шаллерт достал из стола пачку бумажек.

— Вот листовки, вроде «мазаевского письма». Мы печатаем от имени арестованных обращения и получаем подчас разительные результаты. Такие письма для иных страшнее смерти.

Был тут у нас недавно один большевистский фанатик, так он умер во время допроса, увидев подобный документ.

Но мы сумели добиться и второй его смерти, которая для него была особенно нежелательной. Нам удалось переправить через фронт сведения о том, что этот человек изменил коммунизму.

…Мазая вернули опять в одиночку, только более просторную камеру. Вечером к нему заглянул Подушкин с полицейским.

— Боишься, что придушу? — прошептал запекшимися губами Мазай. — И без моей помощи скоро сдохнешь. Пристукнут где-нибудь на улице.

— Я к тебе по-дружески, а ты сразу же набрасываешься, — нахмурился Подушкин.

Он сделал шаг вперед и тяжело опустился на колени:

— Макар, пощади людей!

— Перестань кривляться! Убирайся!

Подушкин встал.

— Хочешь купаться в крови невинных?! — выкрикнул он. — Не желаешь спасти своих братьев?! А ведь тебя считали всегда добрым, душевным парнем. Откуда эта жестокость? Ради устаревшей идеи ты способен утопить стольких людей… И у каждого из тех, кого расстреляют из-за тебя, — дети, мать… Оглянись вокруг, разве мало льется крови?

Мазай молчал.

Подушкин сел на нары рядом с Макаром Никитовичем. Мазай отодвинулся, предатель, словно не замечая этого, продолжал:

— Почему я пошел служить в полицию? Потому что я зверь? Нет, наоборот, чтобы спасать людей.

Подушкин отослал сопровождающего за дверь.

— Не бросайся на меня, Макар. Послушай-ка лучше, что я тебе скажу… Вот простой расчет: ты соглашаешься спасти этих людей, отбираешь из них нужных тебе рабочих, выходишь с ними на работу, а там уж делай, что хочешь… Придумывай любые планы, действуй завтра, как тебе угодно, а сегодня пожалей триста человек.

Мазай отвернулся к стене.

— Понимаешь, какой тебе дается шанс для спасения, — продолжал уговаривать Подушкин.

— Убирайся, — зло сказал Мазай.

— Имей в виду, Мазай, и тебя наверняка расстреляют, и этих людей, — гестапо не будет церемониться. На что ты идешь, Макар!

Макар замахнулся на Подушкина, и тот выскочил из камеры.

О своем разговоре с Мазаем он написал подробное донесение, сохранившееся в архиве мариупольского гестапо. На этой бумаге Шаллерт сделал пометку: «Полицейский донес, что Подушкин шептался о чем-то с Мазаем».

Поздно вечером Мазая опять привели на допрос к Шаллерту.

— Если вернетесь к мартенам, вам устроят командировку в Германию на заводы Круппа. Не сомневаюсь, это будет полезная и приятная для вас поездка.

Взглянув на листок, Шаллерт стал задавать вопросы.

— Вспомните, о чем вы говорили с Николаем Пащуком во время последней встречи после 8 октября?

— Я с ним не встречался.

— Я снова перелистал вашу книгу «Записки сталевара» и вновь пришел к выводу, что вам стоило бы выступать с лекциями на заводе о своих методах работы.

Шаллерт показал Мазаю пропуск.

— Это пропуск, который даст вам возможность беспрепятственно выйти из гестапо. Нужно лишь в пропуске указать, куда вы направляетесь отсюда, по какому адресу.

— И вам не надоело разыгрывать комедию? — устало спросил Мазай.

— Нет, почему же. Мы действительно вас освободим, если найдете солидных поручителей. Об этом вас уже спрашивали, но вы, видимо, не оценили серьезность нашего предложения. Опасаетесь, что подвергнете опасности своих поручителей? Можете выбрать из тех людей, которые уже сотрудничают с нами.

— Хорошо, я согласен выбирать. Давайте список ваших сотрудников, — вдруг оживился Мазай.