Повесть о Ладе, или Зачарованная княжна - [20]

Как ни странно, я Ладе поверил. До этого я как-то сомневался – уж больно все напоминало русскую народную сказку. Сказки хороши для детей дошкольного и младшего школьного возраста. Я же из этого возраста давно вышел, и заколдованные принцессы (пардон, княжны) и Змеи Горынычи – это все казалось мне дурной шуткой. Я уже убедился, что не сплю. Может быть, меня загипнотизировали? И вешают теперь лапшу на уши, а Лада вовсе не Лада, а какая-нибудь старая карга, и Домовушка вовсе не домовой, и Ворон – какой-нибудь профессор психиатрии и невропатологии, проводит на мне опыты по воздействию вымысла на замороченный гипнозом мозг?

Или, наоборот, я сошел с ума, и все случившееся со мной – плод моего больного воображения?

Но теперь, после встречи с кошками во дворе, а особенно слушая рассказы Лады, я все больше склонялся к мысли, что нет, не загипнотизировали меня и я не сошел с ума, и то, что случилось, случилось на самом деле, как это ни невероятно. А невероятное становится возможным, если в него как следует поверить. Я поверил.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ, в которой я понемногу осваиваюсь с новым положением

Когда тебе дают дыню, какая разница, с чьего она огорода.

Б. Ясенский. Человек меняет кожу

Итак, я стал котом. В облике человека я был молодым, высоким, красивым. Кот из меня получился молодой, крупный и опять-таки красивый. Как ни странно, я быстро – уж очень быстро, на мой взгляд, – примирился со случившимся со мною. Ворон объяснил, что моя вторая составляющая слишком долго находилась в подчинении у первой, человеческой, и теперь, вырвавшись на свободу, она (то есть кошачья составляющая) наслаждается жизнью. И что я довольно долго буду теперь находиться в состоянии эйфории – так всегда бывает, когда проходит первый шок после трансформирования. Зато потом – это чтобы я был готов – наступит легкая депрессия. Можно провести параллель с бросившим курить – вначале ему очень плохо, затем, наоборот, очень хорошо, а потом наступает время, когда он сам не знает, чего он хочет, а хочет он закурить. Я тут же почувствовал, что очень хочу курить. Ворон сказал, что препятствий тому он не видит и чтобы попросил Ладу купить сигареты. Я попросил. Лада купила мне пачку «Примы», и стал я курящим котом.

Но это чуть позже. А вначале я просто не мог понять, почему это я не тоскую, не лью, так сказать, слезы, не рву на себе волосы (пардон, шерсть) и вообще вполне спокоен и даже доволен. Я как будто родился котом, как будто всю свою жизнь провел на бархатной подушечке, питаясь молоком и манной кашкой, сваренной хозяйственным, рачительным и хлебосольным Домовушкой. Я даже не переживал о своих близких, то есть о маме, сестре и бабушке, а ведь они волновались, разыскивали меня и заявили в милицию – об этом я узнал, подслушав двух сплетничающих в подъезде кошек. К сожалению, я не мог расспросить этих кошек поподробнее. Всякие отношения с ныне мне подобными являлись для меня запретными.

При моем появлении во дворе я слышал за своей спиной хихиканье и насмешки. Иногда мне смеялись в лицо – извините, в морду – и называли всякими нехорошими словами. Позорная кличка «импотент» прочно прилипла ко мне. Так что, сами понимаете, ни о каком общении не могло идти речи. Я только мечтал встретить как-нибудь в темном уголке эту самую драную кошку-бродяжку и дать ей понять, что я о ней думаю. Я (мысленно) осыпал ее всеми известными мне оскорблениями на кошачьем и человечьем языках. Я (мысленно) подвергал ее самым изощренным пыткам, какие только мог изобрести. К сожалению, она очень долго не попадалась мне на глаза. А когда попалась, у меня были иные заботы.

Пока же я, так сказать, осваивал новую экологическую нишу. Я имею в виду пятьдесят вторую квартиру.

Должен отметить, что много времени это не потребовало. Очень скоро я стал здесь совсем своим.

Когда Лада возвращалась с работы домой, я терся о ее стройные, несколько полноватые ножки. По утрам я будил ее легким прикосновением к нежному личику или белому плечику. Лада в ответ говорила: «Ох ты мой ласковый Котик!» – и чесала меня за ушком. Или целовала в лобик. Я мурлыкал. Мы оставались довольны друг другом.

Вечерами или в выходные дни Лада любила сидеть у окошка в маленькой комнате – той самой, с кроватью и шкафом, в которой я был трансформирован, – и глядеть во двор. Я устраивался на ее коленях. Лада гладила мне спинку. Мы болтали о том о сем или молчали – смотря по настроению. Лада даже позволяла мне спать в своей постели, и я с удовольствием это делал. С удовольствием – потому что, во-первых, постель была мягкая и теплая: семь уложенных друг на друга перин и пуховиков; а во-вторых, потому что Псу это не нравилось. Он завидовал и ревновал.

С Псом у меня установились отношения ровные, но прохладные. Первое время он еще пытался меня опекать, но я, со свойственным мне чувством собственного достоинства, воспротивился этому, и Пес отстал.

Я стал постоянным собеседником Ворона. Прежде, до моего появления в семье, Ворон постоянно нуждался в аудитории. Он привык выражаться заумным наукообразным языком, и лексикон его был слишком сложен для понимания, недоступен прочим домочадцам. За исключением Лады, конечно. Но Лада отказывалась выслушивать длинные речи Ворона, потому как во всем, что касается магии и колдовства, она разбиралась гораздо лучше своего советника, а рассуждения на прочие темы ее просто не интересовали. «Надо будет, я тебя спрошу, а сейчас помолчи, пожалуйста!» – обрывала она Ворона на полуслове. Я же, с моим неоконченным высшим образованием, вполне подходил Ворону в качестве слушателя. Даже иногда выступал его оппонентом, когда Ворон, по моему мнению, слишком уж вольно трактовал некоторые научные положения.