Повесть о красном галстуке - [9]

— А врача здесь нет, да?

Прохоров вздохнул с сожалением. В глазах Юры он увидел настоящее беспокойство повзрослевшего человека. Увидел осуждение.

— Эй, Рахматулин! — позвал он. — Помоги… Ты человек степной, привычный. Крови не боишься. Будь добр. Извлеки ему осколок…

Рахматулин присел рядом с Воробьевым, осмотрел рану, достал свой нож, располосовал вокруг плеча гимнастерку. Но снять окровавленный лоскут поостерегся: ткань присохла к ране.

— Ты того, — простонал Воробьев. — Водичкой смочи. Легче отстанет. Не бойся, я вытерплю. Осколок-то рядом. Колупни — и он сам упадет. Не погибать же из-за этой чепухи! Во фляжке спирт, протрешь потом рану.

Юра отвернулся…

Лейтенант Коваль присел в тени, поудобнее положил на траву раненую ногу, извлек из новенькой планшетки карту и разложил на коленях.

— Видать, недавно планшетку получили? — поинтересовался старшина, садясь рядом.

— Больше месяца. После саратовского училища. — Лейтенант что-то вспомнил. — Какая дивчина там осталась. На октябрьскую пожениться собирались. Теперь не до свадьбы. — Посмотрел на старшину и нагнулся над картой.

За железнодорожной веткой тянулся на восток лесной массив. Лейтенант вынул из планшетки голубую линейку. Измерил расстояние. До массива получилось около десяти километров. Не так и далеко.

— А если железная дорога охраняется?

— Днем на рожон не полезем. Ночь подождем…

Кто-то громко вскрикнул. Коваль и Бондаренко оглянулись. Рахматулин и Прохоров склонились над Воробьевым. Юра что-то рассматривал в руках.

Бондаренко подозвал Прохорова и Рахматулина. Руки Рахматулина были в крови.

— В чем дело? — спросил Бондаренко.

Рахматулин замялся. Выручил Прохоров.

— Он, товарищ старшина, у бойца осколочек из плеча вынул. А руки вымыть не успел.

— Вы что, действительно осколок извлекли?

— Так точно, товарищ лейтенант, извлек, — несмело козырнул Рахматулин. — По его личной просьбе.

— А если заражение? Вы об этом подумали?

— Подумал, товарищ лейтенант. Я рану спиртом обработал, как санинструкция требует.

Лейтенант переглянулся со старшиной, но ничего не сказал.

— Разрешите идти? — спросил Рахматулин.

— Не разрешаю, — отказал Коваль. — Вас для другого дела пригласили. У меня во фляжке есть вода, вымойте руки.

Взяв флягу, Прохоров и Рахматулин отошли в сторону, а когда вернулись, выслушали задание и ушли к железной дороге, в разведку…

Лежавший рядом с Воробьевым сержант больше не стонал и не бредил. Юра даже испугался — почему? Воробьев, превозмогая боль, объяснил:

— Отмучился бедняга. Долго со смертью боролся. Одолела его.

Юра испытывал чувство жалости и тоски.

— Про войну только книжки интересно читать, — вздохнул Воробьев. — А когда в живом теле ножичком ковыряют, другое удовольствие чувствуешь. Ты, парень, не расслабляйся. Может, страшнее испытать придется…

Бинт, которым перевязали рану, пропитался кровью. На лице Воробьева, как он ни крепился, отражались муки.

Чем Юра мог помочь ему? Чем облегчить боль? Да и что ждет их всех! Как понимать слова: «Может, страшнее испытать придется»?!. А может, наоборот, лучше станет, ведь их теперь вон сколько…

Совсем близко раздался неожиданный лай обозленных собак, прострочила автоматная очередь. Лейтенант дал команду углубиться в лес. И в этот миг на поляне появился Прохоров.

— Засада! — выпалил он. — Собаки нас учуяли.

Лейтенант глянул на Бондаренко.

— Ну, что, старшина, дорога теперь одна: в соседний лес.

Снова донесся лай. Полоснула короткая автоматная очередь, и все услышали визг раненых собак. Затем частая, сплошная стрельба заглушила все звуки.

— Где Рахматулин? — строго спросил Бондаренко, хотя отлично понимал, что он там, где идет сейчас бой.

— За собой повел, — мрачно произнес Прохоров.

Стрельба стала удаляться.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Раздался взрыв, и наступила тишина. Все замерли.

Гранату бросил, догадался Бондаренко. Но почему тихо? Неужели и себя взорвал, чтоб в плен не угодить?

Прохоров стоял рядом и молчал. Юра понял, что с Рахматулиным что-то случилось, но что, как и все, не знал.

— Вперед, товарищи: фашисты могут сообразить, что Рахматулин отвлек их, и вернутся назад. Собаки быстро след возьмут.

И правда, послышался приближающийся лай немецких собак. Немцы спешили по следам отряда.

Лейтенант торопил. Раненые не выдержали темпа, стали отставать. Пришлось идти медленнее. Лай собак приближался. Но вот лес начал редеть. Показалась железнодорожная насыпь. Это придало всем сил, зашагали бодрее. Взобрались на насыпь и… ахнули! Вдоль дороги рядами стояли немецкие танки, дымились походные кухни, пахло горячей едой. Вокруг танков, расстегнув черные комбинезоны, с сигаретами в зубах лежали, сидели, стояли фашисты. Отдыхали после сытного обеда.

Заметив русских, они открыли бешеный огонь.

Отряд повернул назад. Кубарем скатились с насыпи. Но из леса, отрезая путь отряду, широкой цепью появились преследовавшие их немцы. Сзади, на насыпи, вырастали черные фигуры танкистов. Пули засвистели со всех сторон. Бондаренко толкнул Юру на землю и сам упал рядом. Послышались вскрики и проклятия раненых. Как-то странно повалился на бок Воробьев, сжался в комок и уже не шевелился.

Юра хотел вскочить, подбежать к нему, но его остановил окрик старшины: «Лежать!»