Повесть о художнике Федотове - [53]

Шрифт
Интервал

Картина написана, прославилась, продана, заперта.

Федотов приступает к новому написанию картины, и сразу все меняется.

Убирается люстра, потому что она как бы оказалась самостоятельным действующим лицом; она заняла средину верхнего плана картины и, превосходно выписанная, привлекала к себе внимание, рассекая в то же время композицию картины. Исчезли затейливые букеты на потолке, кронштейны вдоль стены, замысловатые узоры на скатерти и те самые картины, наивная отделка которых так нравилась художнику.

Зато изменились главные действующие лица: невеста приобретает изящество. Для создания поворота ее шеи использован набросок с одной из статуй. Невеста приобретает самостоятельный характер; мне кажется, что это Юлия Тарновская. На обороте одного из повторений картины голова Тарновской написана маслом. Установить, что это она, можно по старому журналу «Столица и усадьба».

Майор стареет, становится более ярко выраженным хищником.

Фигура купца, отца невесты, прежде стояла на фоне круглой печки и терялась в этом зеленоватом фоне. Во втором варианте фигура немножко выдвинута вперед; печь не круглая, а почти квадратная. Фигура купца стоит как бы в раме, образованной печью. Связь между действующими лицами увеличена.

Картина теперь иначе сочинена и углублена упрощением рассказа, выделением главного.

Рождалась новая картина.

Годы, карты заменяли жизнь.

Герман в «Пиковой даме» Пушкина пытался выиграть удачу.

Игра давала иллюзию жизни. Выигрыш в игре давал иллюзию, что можно выиграть счастье. Проигрывались поэмы, имения. Гоголь написал комедию «Игроки». В поэме Лермонтова «Казначейша» чиновник проигрывает гусару жену.

Жизнь была заперта. Играли все. Играл Некрасов. Играл, проигрывая в карты и бильярд, Толстой и написал «Записки маркера», «Два гусара». Играл в молодости Достоевский и написал повесть «Игрок».

Тема карт и карточной игры имеет у нас длинную историю.

Попробуем разобраться в последней картине Федотова «Игроки», которая сейчас сохраняется в музее в Киеве.

Изображалась бытовая офицерская игра – шутливая, та самая игра, которая не стоила свеч.

Эскизов о карточной игре много: встают игроки от карточного стола, растирают себе поясницу. Сидят игроки за столом – это портреты товарищей Федотова по Финляндскому полку – это неоконченная акварель.

Картина недописана. В центре картины с засученными рукавами сидит еще молодой Федотов, в его руках карты. Он смотрит печально и задумчиво. Спиной к нам сидит офицер с зачесанными височками – он курит и внимательно смотрит на руку Федотова.

Левее на ту же руку смотрят два офицера: они в халатах – у одного из них рука поднята как бы от изумления; в глубине картины офицер с выписанным лицом, но еще не нарисованным мундиром. Он поднял руку и сейчас будет бить карту Федотова. Справа двое напряженно смотрят на игру. Еще правее один как бы спит: он, вероятно, совсем проигрался.

Одно лицо еще совсем недописано.

Все это портреты.

Это набросок судьбы. Сведений о том, что сам Федотов сильно играл, у нас нет: он к игре относился иронически.

Это картина о какой-то перипетии судьбы.

О главном мы будем говорить дальше.

Есть еще рисунки – поздние рисунки человека, овладевшего языком нового искусства. Эскизы к картине «Игроки» написаны Федотовым на французской грубой бумаге углем, мелом и желтым мягким карандашом. Они очень живописны. Они очень трагичны. Опять играют люди, опять потягиваются, вставая после игры.

Это как бы отвлеченные игроки, мысль об игроках. Во многих набросках натурой служит манекен, причем механичность движения подчеркнута. Игроки как бы разоблачены манекеном.

Игрок, проигравшись, в спальне жены хочет похитить ее брильянты, муж и жена при свете луны встречаются у комода. Это трагическое узнавание: муж уже вор.

Годами пододвигается тема игры, подвигается она к картине.

Живой человек сидит окруженный игроками; они окружили его, как волки, как манекены. Он проиграл все. Уже наступило утро, утро проигрыша.

Раньше Федотов хотел, чтобы картина говорила. Теперь хотел, чтобы картина думала. Через нее, как через кольцо нити или как лучи через увеличительное стекло, проходят какие-то линии и уходят далеко в будущее. Картина думает вместе со зрителем.

Вот как выглядит картина: большая комната, утро. Дело происходит в Петербурге. Ясно, что ночь была не долга, а только смутна. В стороне стоит какая-то еда, в окно входит бледный розовый цвет петербургской зари. В комнате еще горят свечи.

Все серо, серо розово при свете зари и свечей. Тени падают на пол, на стены, на потолок.

Слуга вошел еще с двумя зажженными свечами, но игры больше не будет: все проиграно.

Здесь было показано и то и не то, что намечалось в эскизах.

Раннее петербургское утро, стекла рам открытого окна отсвечивают свинцово-серым, предрассветным отблеском.

За столом сидит человек в красно-розовом, ярком галстуке бантом. Этот бант – самое яркое пятно на серовато-розовой картине. Человек в ярком галстуке – проигравшийся игрок. Губы его растерянно улыбаются, руки лежат ладонями вверх, обозначая бессилие.

В картине игрок не так условен, как в набросках. Кругом него люди, которые его обыграли: один толстый человек, вероятно, главный, он растирает ладонями уставшую поясницу; помощники потягиваются, заламывая руки. Игра кончена.


Еще от автора Виктор Борисович Шкловский
Жили-были

«Жили-были» — книга, которую известный писатель В. Шкловский писал всю свою долгую литературную жизнь. Но это не просто и не только воспоминания. Кроме памяти мемуариста в книге присутствует живой ум современника, умеющего слушать поступь времени и схватывать его перемены. В книге есть вещи, написанные в двадцатые годы («ZOO или Письма не о любви»), перед войной (воспоминания о Маяковском), в самое последнее время («Жили-были» и другие мемуарные записи, которые печатались в шестидесятые годы в журнале «Знамя»). В. Шкловский рассказывает о людях, с которыми встречался, о среде, в которой был, — чаще всего это люди и среда искусства.


Созрело лето

« Из радиоприемника раздался спокойный голос: -Профессор, я проверил ваш парашют. Старайтесь, управляя кривизной парашюта, спуститься ближе к дороге. Вы в этом тренировались? - Мало. Берегите приборы. Я помогу открыть люк. ».


Самое шкловское

Виктор Борисович Шкловский (1893–1984) — писатель, литературовед, критик, киносценарист, «предводитель формалистов» и «главный наладчик ОПОЯЗа», «enfant terrible русского формализма», яркий персонаж литературной жизни двадцатых — тридцатых годов. Жизнь Шкловского была длинная, разнообразная и насыщенная. Такой получилась и эта книга. «Воскрешение слова» и «Искусство как прием», ставшие манифестом ОПОЯЗа; отрывки из биографической прозы «Третья фабрика» и «Жили-были»; фрагменты учебника литературного творчества для пролетариата «Техника писательского ремесла»; «Гамбургский счет» и мемуары «О Маяковском»; письма любимому внуку и многое другое САМОЕ ШКЛОВСКОЕ с точки зрения составителя книги Александры Берлиной.


Гамбургский счет

Книга эта – первое наиболее полное собрание статей (1910 – 1930-х годов) В. Б. Шкловского (1893 – 1984), когда он очень активно занимался литературной критикой. В нее вошли работы из ни разу не переиздававшихся книг «Ход коня», «Удачи и поражения Максима Горького», «Пять человек знакомых», «Гамбургский счет», «Поиски оптимизма» и др., ряд неопубликованных статей. Работы эти дают широкую панораму литературной жизни тех лет, охватывают творчество М. Горького, А. Толстого, А. Белого. И Бабеля. Б. Пильняка, Вс. Иванова, M.


Земли разведчик (Марко Поло)

Для среднего школьного возраста.


Памятник научной ошибке

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.


Школа корабелов

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Дон Корлеоне и все-все-все

Эта история произошла в реальности. Её персонажи: пират-гуманист, фашист-пацифист, пылесосный император, консультант по чёрной магии, социологи-террористы, прокуроры-революционеры, нью-йоркские гангстеры, советские партизаны, сицилийские мафиози, американские шпионы, швейцарские банкиры, ватиканские кардиналы, тысяча живых масонов, два мёртвых комиссара Каттани, один настоящий дон Корлеоне и все-все-все остальные — не являются плодом авторского вымысла. Это — история Италии.


История четырех братьев. Годы сомнений и страстей

В книгу вошли два романа ленинградского прозаика В. Бакинского. «История четырех братьев» охватывает пятилетие с 1916 по 1921 год. Главная тема — становление личности четырех мальчиков из бедной пролетарской семьи в период революции и гражданской войны в Поволжье. Важный мотив этого произведения — история любви Ильи Гуляева и Верочки, дочери учителя. Роман «Годы сомнений и страстей» посвящен кавказскому периоду жизни Л. Н. Толстого (1851—1853 гг.). На Кавказе Толстой добивается зачисления на военную службу, принимает участие в зимних походах русской армии.


Дакия Молдова

В книге рассматривается история древнего фракийского народа гетов. Приводятся доказательства, что молдавский язык является преемником языка гетодаков, а молдавский народ – потомками древнего народа гето-молдован.


Лонгборн

Герои этой книги живут в одном доме с героями «Гордости и предубеждения». Но не на верхних, а на нижнем этаже – «под лестницей», как говорили в старой доброй Англии. Это те, кто упоминается у Джейн Остин лишь мельком, в основном оставаясь «за кулисами». Те, кто готовит, стирает, убирает – прислуживает семейству Беннетов и работает в поместье Лонгборн.Жизнь прислуги подчинена строгому распорядку – поместье большое, дел всегда невпроворот, к вечеру все валятся с ног от усталости. Но молодость есть молодость.