Повесть о художнике Айвазовском - [3]

Ованесу теперь не терпелось взглянуть на себя в зеркало. Громко топоча босыми ножками, он помчался в другую комнату, где на стене висело небольшое овальное зеркало; там он проворно пододвинул стул и быстро вскарабкался на него.

Ованес понравился себе в обновке. Он поворачивался во все стороны, чтобы лучше себя разглядеть. Зеркало отражало блестевшие от счастья детские глаза.

Константин Гайвазовский вернулся домой в полдень. Он постарался раньше закончить все свои дела, чтобы этот день провести в семье.

Его дети играли в это время у ворот в увлекательную игру — морских разбойников.

Братья и их товарищи сегодня впервые приняли Оника в игру. Мальчик сиял от счастья. Он изображал маленького принца, которого старый пират берет в плен и разлучает с матерью.

Изображать красавицу королеву Гарик и Гриша уговорили свою мать.

Маленький Ованес совсем вошел в роль. Когда его разлучали с матерью, у него от обиды и негодования слезы закипели на глазах, и он, глядя в упор на «старого пирата», гордо пригрозил:

— Вот вернется мой папа, он тебя убьет!

И вдруг, как бы продолжая игру, раздался громкий голос:

— Я вернулся, мой сын, и не дам тебя в обиду… Константин Гайвазовский уже с минуту наблюдал за игрой.

Все были настолько увлечены, что не заметили, как он тихо поднимался по склону холма и остановился у ворот с какими-то свертками в руках.

— Папа! — радостно закричал Ованес, бросаясь к отцу.

— Тише, тише! — защищался отец, у которого были заняты обе руки. Но потом он присел на корточки и дал сыну обнять себя за шею. — Ну, Оник, зови всех к нам в дом. Сегодня твой праздник, и ты должен приглашать гостей.

Константин Гайвазовский осторожно освободился из объятий сына и поднялся. Сыновья и их товарищи окружили его, шумно выражая свой восторг таким необычным завершением игры и с нескрываемым любопытством оглядывая его многочисленные кульки.

Когда жена хотела освободить его от покупок, он запротестовал:

— Нет, нет, не трогай. Веди лучше детей в дом.

Все шумно вошли в калитку. Густой виноградник превращал небольшой дворик в уютный зеленый шатер.

Там уже стоял длинный стол, накрытый белоснежной полотняной скатертью, и возле него — две длинные деревянные скамьи.

Когда все уселись, отец положил таинственные свертки рядом с собой и сказал, обращаясь, к жене:

— Ну, мать, ставь на стол все, что бог послал.

Вскоре на столе появились вкусные армянские блюда: густой маслянистый мацун, голубцы, завернутые в виноградные листья, и разные печенья, таявшие во рту.

Дети с нетерпеливым восторгом смотрели на всю эту невиданную снедь.

Ованес потянулся было ручонкой к посыпанному маком печенью, но отец остановил его:

— Погоди, сынок, не торопись. Раньше посмотри, что здесь. Мальчики, затаив дыхание, следили за тем, как отец, не спеша, взял самый большой сверток и начал его разворачивать.

Под плотной бумагой оказался узкий деревянный ящик. Любопытство детей возросло. Мальчики от волнения начали громко сопеть. Мать и та с любопытством склонилась над ящиком.

Ованес стал коленками на скамью и уперся локотками о стол, напряженно вытянув шею и следя за руками отца.

Когда отец снял крышку с ящика, все ахнули: перед ними был небольшой, но настоящий бриг.

Такие военные корабли иногда заходили в Феодосию и стояли на рейде день, другой.

Константин Гайвазовский рассказал, что этот игрушечный бриг вырезал из дерева лучший феодосийский резчик Ваган Арутюнян. Он вынес его для продажи на базар, но, узнав, что сегодня день рождения младшего сына Константина Гайвазовского, старый мастер упросил принять этот подарок для мальчика.

Гайвазовский-отец долго отказывался. Он знал, что за такую тонкую работу нужно дорого заплатить. Но резчик настаивал: полгода назад Константин Гайвазовский помог ему отсудить старый долг у скряги-купца.

Маленький бриг переходил из рук в руки. Мальчики завидовали Ованесу. Малыш сразу вырос в их глазах.

После праздничного обеда дети снова стали весело играть. Ованес от них не отставал.

Отец и мать наблюдали за резвящимися детьми и счастливо улыбались. Редко могли они доставить своим мальчикам такую радость!

Как будто совсем недавно в зеленом дворике Константина Гайвазовского сели за праздничный стол, а солнце уже повернуло на запад и с моря повеяло легким свежим ветерком.

В эти часы тянет к морю, где так легко, привольно дышится в предвечернее время.

Константин Гайвазовский поднялся из-за стола. Он решил повести сыновей и их друзей в бухту на Карантине — излюбленное место купания феодосийских ребятишек. Но неожиданно за воротами кто-то громко запел под аккомпанемент скрипки.

— Хайдар, Хайдар! — закричали ребята и опрометью побежали на улицу.

За воротами на старом коврике, разостланном на выжженной солнцем траве, сидел странствующий музыкант. Он был в рубище, с открытой темно-красной от загара грудью. Свою скрипку он поставил на левое колено. Это была восточная манера, позволяющая музыканту одновременно играть и петь.

На юге в те времена было много таких странствующих музыкантов, которых называли рапсодами. Они переходили из деревни в деревню, от жилья к жилью. Они первые узнавали, в чьем доме праздник. Народ любил этих бродячих певцов, своим пением и музыкой скрашивавших жизнь людей.