Повесть о Ферме-На-Холме - [89]

— Зато я по-прежнему остаюсь старейшей кошкой в этой деревне, — решительно заявила Табиса, устав от всего этого бахвальства. — Предлагаю отправиться к Зеленой Красавице и выяснить, не захотят ли зверюшки мисс Поттер прогуляться.

Предложение было принято единогласно.

Раскрыть тайну, где обреталась приходская книга, мог только викарий Саккет, но он наотрез отказался поведать, в каком месте и при каких обстоятельствах она была обнаружена. О своей находке он сообщил только мисс Виоле Краббе, которая подтвердила, что ее сестра трудилась над семейной родословной и ходила в церковь, чтобы ознакомиться с записями в приходской книге. По мнению Виолы, Мертл просто-напросто взяла книгу домой — умышленно или случайно, теперь сказать трудно, поскольку сестры ее об этом не спрашивали. Когда Мертл немного оправится от травмы, они собирались провести с ней несколько месяцев на юге Англии, подальше от суровой зимы Озерного края.

Беатрикс выпала возможность самой увидеть эту трудноуловимую приходскую книгу, когда одним туманным днем она с Сарой и Димити пришла на кладбище, чтобы положить хризантемы и астры к новому надгробию на могиле мисс Толливер. После этой скромной церемонии они вошли в церковь, и Димити показала им книгу, вновь занимающую свое обычное место рядом с купелью.

Беатрикс лениво переворачивала страницы, скользя взглядом по именам родившихся, крестившихся, венчавшихся и умерших за годы и годы. Она обращала внимание на уже знакомые ей семьи — Круки, Личи, Скиды, Саттоны. А вот и Абигайл Толливер.

— Взгляните-ка, — сказала она Димити и Саре. Пораженная, она вслух прочла запись в приходской книге: «Абигайл Толливер, невеста, Уэсли Барвик, жених, пекарь из Хоксхеда, первое оглашение, 6 сентября 1867 года».

Сара задохнулась от неожиданности.

— Уэсли Барвик, — сказала она, — так звали моего отца!

Димити широко раскрыла глаза.

— Сара! — воскликнула она. — Так мисс Толливер, должно быть, вышла за вашего батюшку! — И тут же, поняв, что это невозможно, поправилась. — Но она всегда оставалась мисс Толливер, а это значит, что свадьба так и не состоялась. — Она заскользила пальцем по книге вниз, начиная от прочитанных Беатрикс строк о первом оглашении. — Никаких записей о том, что состоялось второе или третье оглашение, здесь нет.

— По всей видимости, ее отец воспротивился этому браку, — сказала Беатрикс едва слышно, вспомнив, что ей говорила Грейс Литкоу. Она прикусила губу, подумав о своих собственных родителях и о том, как негодовали они, узнав о ее помолвке с Норманом. Беатрикс ощутила какую-то грустную родственную связь с Абигайл Толливер, и ею овладела глубокая печаль.

— Боже мой, — сказала Сара. — Как она должна была страдать, если отец имел над ней такую власть! Почему она с этим мирилась? Почему сносила такое обращение?

— Я думаю, время тогда было иное, — сказала Димити, словно пытаясь объяснить. — Считалось, что дочери должны оставаться дома и заботиться о родителях. Сейчас, конечно, все изменилось.

Беатрикс уже собиралась сказать, что изменилось далеко не все, но Сара заговорила первой:

— Я знаю, что отец и матушка прожили вместе много счастливых лет, — сказала она и покачала головой. — Но бедная мисс Толливер так никого и не полюбила. Как это печально, правда?

Димити ответила без колебаний:

— Она любила вас, я уверена. И отдала вам свой дом — место, которое было ей дороже всего на свете. Она стала думать о вас как о дочери, которой у нее никогда не было.

— Не очень-то хорошей, — сказала Сара, и ее грубоватый голос зазвенел. — Я не была ей дочерью и не смогла возместить мисс Толливер годы тоски по моему отцу. Это трагедия, самая настоящая трагедия.

— Да, — согласилась Беатрикс. Она говорила очень тихо и очень печально. — Да, это трагедия.

Но если не считать этих грустных моментов, последние дни пребывания Беатрикс в Сорее были вполне счастливыми.

Во-первых, развеялись тучи над головой Джереми Кросфилда, с него было снято подозрение, и он вернулся в школу. Мисс Нэш, которая стала теперь его учительницей, строго следила за тем, чтобы мальчику никто не угрожал, а его рисунки (и впрямь очень хорошие) были вывешены в школе на почетном месте. Беатрикс взяла у Джейн Кросфилд несколько уроков прядения, и они с Джереми часто ходили к ручью Канси-бек рисовать лягушек. При этом, по ее собственному мнению, с каждым разом ее рисунки становились лучше, наполнялись жизнью. Она уверовала, что сможет увезти в Лондон неплохую работу, и впервые за долгое время ощутила потребность запереться на всю зиму в своей студии в Болтон-Гарденс и закончить серию акварелей для «Повести о Джереми Фишере».

Во-вторых, Беатрикс получила несколько писем от своего издателя, еще одну посылку с книгами и чек на приличную сумму. «Надеюсь, — писала она в ответ не без иронии, — этот чек подвигнет туземцев на особое ко мне уважение». На самом деле деньги пригодились не только для этого: они обеспечивали ремонт и переделку маслобойни, свинарника и, что важнее всего, самого дома.

Кстати, наибольшую радость доставила Беатрикс идея касательно усовершенствования дома. Как-то ясным утром она сидела в саду Фермы-На-Холме, задумчиво рисуя дом, и вдруг поняла, что ее карандаш начертил некую пристройку — на месте одноэтажной кухни со стороны двора возник двухэтажный флигель с фронтоном, выходящим в сад. Беатрикс повидала немало домов Озерного края — некоторые из них выглядели именно так; следовательно, она знала, что такого рода пристройка превосходно согласуется со старым домом и не разрушает гармонию архитектуры семнадцатого века.