Повесть о двух головах, или Провинциальные записки - [82]
Только в 1885 году, после того как изобретение, названное Бенардосом «Электрогефест», было доведено до промышленного применения, он обратился в Департамент торговли и мануфактур с прошением о выдаче ему привилегии на «Способ соединения и разъединения металлов непосредственным действием электрического тока». Шесть лет прошло со времени изобретения электросварки в лухском имении Привольное, которое к тому времени было продано за долги ссудным банком. На то, что осталось от раздачи долгов, Бенардос смог оплатить патентные пошлины. Привилегию Бенардосу дали на десять лет. Европейские патенты во Франции, Англии, Германии и других странах ему пришлось брать уже с соавтором и совладельцем – купцом Ольшанским, на деньги которого оплачивались европейские патентные пошлины. Потом было петербургское товарищество «Электрогефест», первая в мире показательная сварочная мастерская, золотая медаль Русского электротехнического общества, звание почетного инженера-электрика и всемирное признание. Но это уже другая история, которая более имеет отношение к Петербургу, Парижу, Берлину и другим европейским столицам, но никак не к скромному Луху.
От усадьбы Привольное, от его слесарных, деревообделочных, механических мастерских, кузницы, дома, фруктового сада, оранжереи, фонтана, китайской пагоды и пятисаженной египетской пирамиды не осталось ничего, но до сих пор есть в Лухе школа имени Бенардоса. Есть Лухский краеведческий музей, которому в восемьдесят первом году, в год столетия изобретения электросварки, было присвоено имя Николая Николаевича. На празднование столетия приехал в Лух президент Академии наук Александров, директор Киевского института электросварки академик Патон и космонавт Кубасов, первым применивший электродуговую сварку в космосе. Установили памятник Николаю Николаевичу и завели обычай устраивать ежегодные Бенардосовские чтения. Они и теперь есть. Только научных докладов, как сказала мне директор музея, теперь почти не делают. И вообще, ученые, инженеры-сварщики приезжают на них все реже. Мало у нас нынче инженеров-сварщиков. У нас и просто сварщиков не так чтобы… Приезжают в основном ученики средних и очень средних технических учебных заведений. Им бы обучиться сварочному делу, а уж потом за научные доклады браться. Да и Киевский институт электросварки имени Е. О. Патона теперь, хоть и ближнее зарубежье, а той помощи, что была от него раньше…
Признаться, и у лухских властей снега зимой не выпросишь. Уже который год должны перевести музей из крошечного пришедшего в негодность деревянного домика в каменное здание, а все никак не соберутся. Причина известная – денег нет. На весь переезд с ремонтом уже подобранного здания нужно полтора десятка миллионов рублей. Их нет и не будет. Зато нашлись двенадцать с половиной миллионов на постройку «смуровских бань», как их называют местные жители. Смуровские они потому, что построены по приказу главы местной администрации Смурова. Он до этого был в Лухе начальником милиции, а потом записался добровольцем в правящую партию, и тут ему, как говорится, карта-то и пошла. Стал он главой районной администрации. Известен он еще и тем, что после вступления в должность упразднил отдел культуры. Все же нынешние нравы не в пример мягче тех, что описал Салтыков-Щедрин. Ну сократил Смуров отдел культуры, но ведь гимназии-то, в отличие от глуповского градоначальника, не жег и наук не упразднял. Теперь о банях. На самом деле никакие это не бани, а что-то вроде макета деревянных крепостных ворот, которые возвели из бревен на древнем крепостном валу. Были ли они в древности на этом месте, были ли они именно такого вида, были ли они вообще – никому неизвестно. Ворота, кстати, так и не достроили, но в процессе подготовки к строительству спилили часть старых деревьев в городском парке и снесли памятник уроженцу Луха, герою Советского Союза Боброву. Памятник, правда, восстановили, но если бы двенадцать с половиной миллионов употребили на переезд музея в новое здание или просто разделили бы на три тысячи жителей поселка да раздали каждому, включая грудных младенцев, по четыре с лишним тысячи рублей…
Нельзя сказать, чтобы глава поселковой администрации совсем обделял музей и его директора своим вниманием. В прошлом году лично зашел справиться о делах и даже вручил премию Галине Ивановне в размере пятисот рублей. Она на эти деньги купила краски и что-то там подкрасила в музее. В этом году снова зашел и дал тысячу, и приказал ни в чем себе не отказывать.
Но хватит о Смурове. Лучше перейдем в зал музея, посвященный еще одному известному уроженцу здешних мест – Борису Николаевичу Малиновскому. Малиновский был главным конструктором одной из первых советских вычислительных машин «Днепр». Еще в конце пятидесятых годов. Еще тогда, когда мы могли не отстать и могли даже… И теперь смартфон назывался бы умнофоном, а ноутбук – блокноутом, а мышь так бы и называлась мышью.
Ну да что об этом вспоминать. Было и прошло. Осталось нам на память всего две таких машины – одна стоит в Политехническом музее в Москве, а вторая – в краеведческом музее Луха, в небольшой проходной комнате. В рабочем состоянии она занимала сорок квадратных метров, а теперь, на пенсии, от «Днепра» осталась едва половина. Не мигают его лампочки, не крутится катушка с магнитной лентой, не скачут нолики и единички из одного места программы в другое. Да и мы, если честно, тоже давно не скачем…
Перед вами неожиданная книга. Уж, казалось бы, с какими только жанрами литературного юмора вы в нашей серии не сталкивались! Рассказы, стихи, миниатюры… Практически все это есть и в книге Михаила Бару. Но при этом — исключительно свое, личное, ни на что не похожее. Тексты Бару удивительно изящны. И, главное, невероятно свежи. Причем свежи не только в смысле новизны стиля. Но и в том воздействии, которое они на тебя оказывают, в том легком интеллектуальном сквознячке, на котором, читая его прозу и стихи, ты вдруг себя с удовольствием обнаруживаешь… Совершенно непередаваемое ощущение! Можете убедиться…
Внимательному взгляду «понаехавшего» Михаила Бару видно во много раз больше, чем замыленному глазу взмыленного москвича, и, воплощенные в остроумные, ироничные зарисовки, наблюдения Бару открывают нам Москву с таких ракурсов, о которых мы, привыкшие к этому городу и незамечающие его, не могли даже подозревать. Родившимся, приехавшим навсегда или же просто навещающим столицу посвящается и рекомендуется.
«Тридцать третье марта, или Провинциальные записки» — «книга выходного дня. Ещё праздничного и отпускного… …я садился в машину, автобус, поезд или самолет и ехал в какой-нибудь маленький или не очень, или очень большой, но непременно провинциальный город. В глубинку, другими словами. Глубинку не в том смысле, что это глухомань какая-то, нет, а в том, что глубина, без которой не бывает ни реки настоящей, ни моря, ни даже океана. Я пишу о провинции, которая у меня в голове и которую я люблю».
«Проза Миши Бару изящна и неожиданна. И, главное, невероятно свежа. Да, слово «свежесть» здесь, пожалуй, наиболее уместно. Причем свежесть не только в смысле новизны стиля. Но и в том воздействии, которое эта проза на тебя оказывает, в том лёгком интеллектуальном сквознячке, на котором ты вдруг себя обнаруживаешь и, заворожённый, хотя и чуть поёживаясь, вбираешь в себя этот пусть и немного холодноватый, но живой и многогранный мир, где перезваниваются люди со снежинками…»Валерий Хаит.
Любить нашу родину по-настоящему, при этом проживая в самой ее середине (чтоб не сказать — глубине), — дело непростое, написала как-то Галина Юзефович об авторе, чью книгу вы держите сейчас в руках. И с каждым годом и с каждой изданной книгой эта мысль делается все более верной и — грустной?.. Михаил Бару родился в 1958 году, окончил МХТИ, работал в Пущино, защитил диссертацию и, несмотря на растущую популярность и убедительные тиражи, продолжает работать по специальности, любя химию, да и не слишком доверяя писательству как ремеслу, способному прокормить в наших пенатах. Если про Клода Моне можно сказать, что он пишет свет, про Михаила Бару можно сказать, что он пишет — тишину.
Стилистически восходящие к японским хокку и танка поэтические миниатюры давно получили широкое распространение в России, но из пишущих в этой манере авторов мало кто имеет успех, сопоставимый с Михаилом Бару из Подмосковья. Его блистательные трех– и пятистишья складываются в исполненный любви к людям, природе, жизни лирический дневник, увлекательный и самоироничный.
Давным-давно, в десятом выпускном классе СШ № 3 города Полтавы, сложилось у Маши Старожицкой такое стихотворение: «А если встречи, споры, ссоры, Короче, все предрешено, И мы — случайные актеры Еще неснятого кино, Где на экране наши судьбы, Уже сплетенные в века. Эй, режиссер! Не надо дублей — Я буду без черновика...». Девочка, собравшаяся в родную столицу на факультет журналистики КГУ, действительно переживала, точно ли выбрала профессию. Но тогда показались Машке эти строки как бы чужими: говорить о волнениях момента составления жизненного сценария следовало бы какими-то другими, не «киношными» словами, лексикой небожителей.
Действие в произведении происходит на берегу Черного моря в античном городе Фазиси, куда приезжает путешественник и будущий историк Геродот и где с ним происходят дивные истории. Прежде всего он обнаруживает, что попал в город, где странным образом исчезло время и где бок-о-бок живут люди разных поколений и даже эпох: аргонавт Язон и французский император Наполеон, Сизиф и римский поэт Овидий. В этом мире все, как обычно, кроме того, что отсутствует само время. В городе он знакомится с рукописями местного рассказчика Диомеда, в которых обнаруживает не менее дивные истории.
В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.
Эйприл Мэй подрабатывает дизайнером, чтобы оплатить учебу в художественной школе Нью-Йорка. Однажды ночью, возвращаясь домой, она натыкается на огромную странную статую, похожую на робота в самурайских доспехах. Раньше ее здесь не было, и Эйприл решает разместить в сети видеоролик со статуей, которую в шутку назвала Карлом. А уже на следующий день девушка оказывается в центре внимания: миллионы просмотров, лайков и сообщений в социальных сетях. В одночасье Эйприл становится популярной и богатой, теперь ей не надо сводить концы с концами.
Детство — самое удивительное и яркое время. Время бесстрашных поступков. Время веселых друзей и увлекательных игр. У каждого это время свое, но у всех оно одинаково прекрасно.
Это седьмой номер журнала. Он содержит много новых произведений автора. Журнал «Испытание рассказом», где испытанию подвергаются и автор и читатель.