Повесть о бабьем счастье - [4]

Вспомнился один, до войны еще, кажется Семеном его звали, высокий, прыщеватый. Танцуя, он наступал на ноги и трясся, подпрыгивая. Никто с ним танцевать не хотел. Выручала Лидия: жалела. У него было такое страдающее лицо, когда он подходил к ней. А однажды, когда ее подруга не смогла пойти в кино и она отдала билет Семену, чтоб не пропал, услышала, как он хвастался: «Лидка сама за мной бегает, в кино за свой счет водила!..»

Из-за своей дурацкой жалости, ненавидя и себя, и того, кого жалела, Лидия танцевала, позволяла провожать себя, случалось — и целовать, лишь бы утешить, помочь. А тот, кто нравился ей и стремился к ней, так и не мог перешагнуть через стену окружающих ее несчастненьких.

Замуж она вышла тоже из жалости. Соседи пригласили ее отпраздновать День Победы. Никогда не забыть ей, как за праздничным столом в тот день переплеталась радость с горем. Тут же обнимаются со счастливыми слезами, и тут же:

— Двойняшки мои родились в один день, в один день и погибли, мина накрыла...

— Второй год лежит мой муж в госпитале, и поднимется ли? Легкое пробито, почки одной нету, правую

ногу подрезают да подрезают, господи боже мой!

— Доченька не вернулась... Невеста. Жених телеграмму прислал, с Днем Победы поздравляет, а Олечки...

— Ты мне назови хоть дом или двор какой, чтоб у кого целы все остались!

...А потом еозник на пороге, раскинув крестом руки, парень в полинялой гимнастерке с расстегнутым воротом.

— С праздником! — заискивающе произнес он. — С великой нашей Победой!

Ему никто не ответил.

— И вас также,— сказала Лидия и на свой страх и риск добавила: — Чего же вы в дверях стоите?

Хозяева переглянулись и дали парню водки:

-- Выпей, Андрей, и иди себе!

Прежде чем выпить, Андрей долго присматривался к рюмке, поднимал ее на свет, выпил и попросил еще одну: «Чтоб сразу дошло...»

Хозяйка пожала плечами, но к столу Андрея все же пригласила, придвинула закуску. Лидия поняла, что ему здесь не рады, видно, хорошо знают.

Андрей положил себе на тарелку кусок рыбы в томате и сказал:

— Жена моя хорошо рыбу готовить умела. И не только рыбу... К ней вся улица за рецептами ходила...

— Закусывай, раз выпил,— перебила хозяйка. — Все люди, как выпьют, едят, а ты.,.

Андрей будто не слышал ее:

— Будь они трижды прокляты, эти фашисты! Замучили мою Наташу. Больше жизни ее любил... Простить себе не могу, что уступил ей тогда. Увязалась за мной, хоть убей: «Ты моя иголка, я твоя нитка, куда ты, туда и я, вместе партизанить будем». Помню, я даже кулацком ее по пальцам пристукнул — она за борт кузова вцепилась. А пальчишки у нее тонюсенькие, с перстеньком.

Подарил ей к Восьмому марта... Командир смотрел на нас, смотрел, а потом рукой махнул: «Ну и настырная она у тебя, Андрюха! Пускай едет с нами!» Кто ж думал...

— Не терзан ты себя так,— сказал кто-то из гостей.

Женщина, что сидела рядом с Лидией, сказала ей

тихо, потянувшись к уху:

— Пропадает человек... До войны капли в рот не брал.

— Не брал,— подтвердил Андрей и потер пальцами лоб, кожа прошелестела, как бумажная,— до того худое, сухое было у него лицо. — Я как чувствовал: не хотел брать Наташу с собой, а она командиру...

— Постойте, постойте! — крикнула хозяйка. — А про пирожки с капустой и позабыла! Сейчас принесу, погодите!

Она шумно встала из-за стола и вскоре вернулась с блюдом горячих пирожков.

— Вот такая же девчушечка была. — Андрей кивнул на Лидию. — Беленькая, под мальчишку стриглась... Сны страшные вижу, люди, хоть не ложись. Как только глаза закрою, так и сон является, один и тот же: будто стоит возле моего дома черная лошадь. А к ней Наташа за шею привязана. Одета как невеста, вся в белом. И фата... Немец поднимает кнут, лошадь срывается с места. А за ней Наташа по камням, по пыли... Где капля крови упадет, там красный цветок вырастает, и уже по всей земле красные цветы, ступить ногой негде. Наташа на помощь меня зовет, а я с - места не могу сдвинуться, ноги в землю вросли. Просыпаюсь от своего крика...

Андрей неловко повернулся и локтем смахнул со стола хрустальную рюмку — она разбилась с колокольным звоном.

Хозяйка вскочила, сжала кулаки:

— Выпил, поел и шел бы себе, шатун несчастный!

Андрей спслз на колени и принялся подбирать осколки. Лидия неожиданно для себя оказалась рядом:

— Я найду... Мы найдем такую рюмку... И вернем.

А ночью ей приснился страшный сои Андрея. Только

к лошади была привязана не Наташа, а она сама. И тоже в подвенечном наряде.

«Расскажи, где партизаны?» — требовал немецкий офицер.

«Будьте вы все трижды прокляты!» — крикнула Лидия.

Немец стегнул лошадь, и Лидия страшно закричала.

Утром она отправилась разыскивать Андрея. Жил он в захламленной комнате, пепроветренной и непобе-ленной. На плите валялись сухие картофельные очистки и рыбьи кости, а духовка была забита пустыми водочными бутылками. Сам хозяин комнаты спал под старым пальто, обсыпанным пухом, как снегом. На столе хозяйничала кошка — языком мыла тарелку. Лидия хотела согнать ее, но она лапой ударила по руке и приняла оборонительную позу: уши торчком, усы шилом, хвост дугой, и, когда Лидия протянула руку, зашипела, как змея.