Повесть моей жизни. Воспоминания. 1880 - 1909 - [93]

Повсеместно, конечно, с разрешения начальства, образовались отделения так называемого «Союза русского народа», или в просторечии «Черной сотни», ставившей себе целью борьбу не только с революционерами, но и вообще с интеллигенцией, в которой черносотенцы видели корень всех зол.

Со всех концов России обращались к царю поощряемые начальством слезницы, умоляющие его править своим верным народом «по старинке» без всяких этих новшеств, пришедших с нечестивого Запада, следуя мудрому изречению, «что немцу здорово, то русскому смерть».

Если бы дело ограничилось этими волеизъявлениями, это бы еще полбеды. Но за словами последовали и дела, а это было уже много хуже.

Начались убийства из-за угла людей, заподозренных в революционном образе мыслей, пошли массовые погромы евреев и интеллигенции.

Со Второй Государственной Думой правительство расправилось значительно решительнее и окончательнее.

Прежде всего, арестовали, несмотря на «неприкосновенность» депутатов, целую группу членов Думы — социал-демократов. А вслед за тем и самую Думу не только распустили, что все же не нарушало новой конституции, но и сообщили о пересмотре закона о выборах, а это уже было явно противозаконно.

Смерть Ангела Ивановича

Я помню этот период менее отчетливо. У нас дома было так неблагополучно, что я не следила с обычным вниманием за общественными событиями.

Болезнь Ангела Ивановича после благополучного лета вдруг резко ухудшилась. Лечение в то время было сопряжено со значительными расходами, и его скромное редакторское жалование не могло покрыть их. Пришлось и мне подумать о заработке. Ангел Иванович, хотя и продолжал исполнять свои редакционные обязанности, но брать на себя лишнюю нагрузку, конечно, не мог.

Узнав о моих финансовых затруднениях, мои товарищи-журналисты немедленно пришли мне на помощь.

Н. П. Ашешов предложил мне хорошо оплачиваемую работу. Наряду с Государственной Думой начала функционировать и так называемая Верхняя палата, своего рода «Палата лордов», называемая у нас Государственным Советом. Все газеты желали иметь своих корреспондентов не только в Государственной Думе, но и в Государственном Совете. Совмещать эти обязанности было нельзя: часы заседаний совпадали. Н. П. Ашешов предложил мне взять на себя корреспондирование из Государственного Совета во вновь основанную в Москве газету «Парус», членом редколлегии которой он состоял.

Мне никогда не приходилось исполнять такие обязанности, и я колебалась. Но… деньги были очень нужны, а Ашешов убеждал меня, что не боги горшки обжигают.

Я согласилась. Вспоминая теперь этот период своей жизни, я понимаю, что более тяжелого мне не приходилось переживать.

Ангелу Ивановичу становилось все хуже и, хотя он ни за что не соглашался лечь в постель и даже каждый день ходил в редакцию, но всякий выход сопровождался приступами жестоких болей и рвотами.

Он требовал, разумеется, внимательного наблюдения и ухода, но я не имела возможности считаться с этим. Мне необходимо было присутствовать на всех заседания Государственного Совета. И это еще было не самым трудным. Наиболее интересными считались заседания разных комиссий, в особенности финансовой.

Помещений для заседания комиссий еще не было. Государственный Совет и сам заседал во временном помещении — в Мариинском дворце.

Место заседания той или другой комиссии приходилось разузнавать от членов Государственного Совета. Мне посчастливилось познакомиться с несколькими из них, и они любезно сообщали мне, где будут происходить эти заседания.

И вот тут-то, на непривычной для меня работе в исключительно трудных условиях, я вполне и глубоко оценила товарищескую помощь, которую все время встречала. Корреспондент московской газеты «Русские ведомости», с которой как раз конкурировал «Парус», помогал мне самым деятельным образом. Он никогда не забывал напомнить мне, что таким-то вопросом газеты очень интересуются. Мол, в «Русских ведомостях» будет о нем подробная корреспонденция, пусть и я обращу на него особое внимание и напишу, в свою очередь, подробную корреспонденцию в «Парус».

Вернувшись домой, я писала заметку или статью и отвозила на вокзал, так, чтобы она пошла в тот же день. Вкратце я посылала также известие по телеграфу и еще заезжала на междугородний телефон для переговоров с редакцией «Паруса» и получала от нее особые заказы. Все мое время с утра до вечера строго распределялось. Я еле успевала справиться о самочувствии Ангела Ивановича и по телефону поговорить с лечившим его доктором. Лечил его знаменитый в то время хирург Вельяминов.

Он первый из всех пользовавших Ангела Ивановича докторов, а их было, как я потом подсчитала, 17, притом лучших петербургских специалистов, высказался за неотложную необходимость операции. И он прибавлял, что, если б операция была сделана два года тому назад, он бы мог поручиться за полное излечение. Два года назад мы были в немецкой специальной желудочной лечебнице, где доктор уверял меня, что ничего органического тут нет и боли у него только нервные.

Мы с Ангелом Ивановичем поверили Вельяминову и решили не откладывать больше операции.