Повесть моей жизни. Воспоминания. 1880 - 1909 - [13]

Для нас сшили интересные одеяния. Я очень гордилась чудесным ватным платьицем.

Когда я надела его в первый раз, дядя всплеснул руками и запел:

Ты надень наряд воскресный,

Выходи, душа моя!

Ты с косичкой!

Царь небесный!

Так похожа на дьяка!

Вместо:

Ты готова!

Царь небесный!

Как ты дивно хороша!

У меня была тогда маленькая косичка. К дядиным шуткам я давно привыкла и никогда не обижалась на них — так они были веселы и добродушны.

Поверх ватных одеяний и шуб на всех надели бараньи тулупы, на ноги — пимы, а под ними, тоже по сибирскому обычаю, поверх шерстяных чулок ноги обернули мятой бумагой.

Так приготовленные, мы уселись или, лучше сказать, улеглись в кошеву, укрылись всеми своими одеялами и тронулись в путь, провожаемые добрыми пожеланиями всех своих новых знакомых. Была вторая половина февраля 1881 года.

Четверка сытых сибирских лошадей несла быстро, и езда по широкому сибирскому тракту, несмотря на сорокоградусные морозы, доставляла удовольствие.

Чуть не на всех станциях — перегоны там большие, верст по 40, — мы вылезали из кошевы, выгружали провизию, хозяйка ставила самовар и котелок воды, варились пельмени, мы закусывали, пили чай, без которого дядя не мог обойтись и, основательно прогревшись, снова укладывались в свою кошеву. На ночь, по настоянию тети, мы всегда останавливались, — она боялась сибирской дороги ночью. Опять выгружали все, расстилали на полу наши матрацы и перины и с наслаждением спали в чистой, теплой сибирской избе.

Так прошли две недели, наступили первые числа марта. И вот, числа около 10-го, в одном селе, пока мы ужинали, в избу набрался народ поглядеть на проезжающих. Разговор шел между мужиками о местных делах. Злобой дня было убийство местного богатея по прозвищу «Король».

— Ишь, — сказал один мужик, — как нашего «Короля» прикончили, так и царя убили.

— Какого царя? — с волнением вмешался дядя.

— Как — какого? — удивился кто-то. — Чай россейского! Ай, не слыхали, чи чо? В церкви даве объявляли.

Дружным хохотом встретили мужики невежество проезжающих. Убийство «россейского» царя волновало этих кряжистых сибиряков гораздо меньше, чем убийство их «собственного короля».

Но дядя с тетей очень обеспокоились. О таком чрезвычайном событии им пришлось узнать в глухом сибирском селе, докуда даже эта исключительная весть могла дойти дней за десять, а подробности, последствия, — когда их теперь узнаешь? До большого ближайшего города, до Перми, нечего было и думать разузнать хоть что-то, да и небезопасно было проявлять слишком большое любопытство.

Теперь уже поездка в кошеве и продолжительные остановки не доставляли им радости. Напряженный интерес к событиям в центре заставлял их, как только возможно, торопиться. Что там разыгралось? Может быть, произошла революция, как следствие убийства царя? Ее пророчили некоторые наиболее романтически настроенные народовольцы? Или наоборот, все их мечты потерпели крушение, и настала еще более жестокая реакция? Впрочем, в революцию в данных обстоятельствах ни дядя, ни тетя не верили. А все-таки… Так хотелось дождаться чего-нибудь лучшего. Волнение, тревога не только из-за общих событий, но и за близких людей, которые могли пострадать при обострении реакции, мучили их, не давали ни минуты покоя, заставляли торопить ямщиков. А дорога, как назло, становилась все хуже и хуже. Стояла половина марта, начиналось таяние снегов. Где-то глубоко журчали невидимые ручьи, хотя сверху еще лежал нетронутый снег. Но иногда по неведомым причинам подснежные ручьи выбивались ближе к поверхности, и образовывалась так называемая «зажора». Раз мы полночи просидели в такой зажоре, пока какие-то проезжающие не подпрягли своих лошадей и не помогли нам выбраться из нового сибирского плена.

Но все когда-нибудь кончается. Кончился и наш долгий путь. Подъезжая к Казани, дядя с тетей узнали в общих чертах, что произошло 1 марта, и какие были непосредственные последствия этого. Они останавливались ненадолго в Перми у моего отца, жившего там со своей второй семьей и служившего на новой железной дороге Пермь — Екатеринбург.

О революции, конечно, не было и помина, никто даже и не пробовал вызвать ее. Лорис-Меликов сделал слабую попытку убедить нового царя, Александра III, не отступать от намеченного пути, утверждая, что он единственно правильный и наименее опасный. Но его и слушать не хотели. Он был единогласно признан главным виновником происшедшего.

Но об этих дворцовых переговорах никто, разумеется, тогда и не знал. Знали одно: в Петербурге, вслед за 1 марта, проводятся опять повальные обыски, аресты, идет подготовка к суду над цареубийцами. Попутно наступили чрезвычайные цензурные строгости, закрытия газет, словом, волна реакции поднялась выше прежнего.

Повезло тем, кого вытащил невод Лорис-Меликова. Теперь они пострадали бы намного серьезнее.

Наша жизнь в Казани

Поначалу дядя чувствовал себя в Казани более неприютно, чем в захолустной Таре, где было хоть несколько близких духовно человек, — так называемых «политических». И в Казани были «политические», но с ними не так-то легко сойдешься. В Таре же маленькая колония ссыльных сразу приняла дядю, как своего.