Поверженый король - [73]

Она положила трубку и, достав из сумки сигареты, нервно прикурила. Её била мелкая нервная дрожь. Раздался телефонный звонок. Ольга Семёновна положила сигарету на край пепельницы и подняла трубку.

— Оля, — услышала она его голос, — ты не права, обвиняя меня в том, что я не могу защитить тебя…

Вершинина бросила трубку и, взяв сигарету, глубоко затянулась.

* * *

Лобов был на работе, когда к нему заехал Хромов. Он по-хозяйски прошёл в кабинет и сел в кресло напротив Лобова. Анатолий Фомич удивлённо поднял на него глаза и, отложив в сторону бумаги, спросил:

— Чем обязан этому визиту, Геннадий Алексеевич? — поинтересовался он. — Вот уж не рассчитывал Вас больше увидеть среди посетителей этого офиса.

Лицо Хромова мало чем напоминало лицо уверенного в себе человека. Сейчас перед Лобовым сидел беспомощный и растерянный человек.

— Слушай, Толя? Давай забудем прошлое, мне не к кому больше обратиться с этой просьбой. Помоги мне.

Лобов посмотрел на него безучастным взглядом и тихо сказал:

— Что, подпёрло? Прибежал за помощью? Ты же ещё три дня назад был уверен, что это я проворачиваю это дело, что мне нужен этот грёбаный ресторан? Что же произошло за столь короткий промежуток времени?

— Толя, я готов отдать больше, чтобы эти люди отстали от неё. Помоги мне, ведь это в твоих силах?

— Ты что-то путаешь, Геннадий Алексеевич? Ты же сам имеешь громадные связи с милицией Челнов, заплати нормальные деньги и реши этот вопрос. Всё же так просто, взять и заплатить.

— Дело не в деньгах, Анатолий, дело в принципе. Я не хочу стать посмешищем в глазах своих знакомых. Все дело в том, что Вершинина — моя любовница. Сейчас моё любое обращение к своим ребятам из милиции станет известно моей семье. Я не хочу терять свою семью и не хочу терять Вершинину.

— Значит, ты решил потерять своё самолюбие и притащился ко мне в офис? Это тоже немалая для тебя потеря. Теперь ставки поднялись. Я тоже хочу участвовать в этом деле. Десять процентов уйдут в Челны, а остальные я бы купил по минимуму. Уговори этого Сулейманова продать мне свою долю, и я решу важный для тебя вопрос.

— Побойся Бога, Фомич. Причём здесь Сулейманов и я? Почему я должен его уговаривать продать этот ресторан? А если он не согласится?

— Значит, ты просто посадишь его как мошенника, что тут неясного. У тебя же целый отдел милиции, есть оперативники и следователи. Неужели они не смогут накатать на этого Сулейманова? Так что, думай, Геннадий Алексеевич, баш на баш. Не захочешь это сделать, значит, потеряешь намного больше, чем сейчас.

Хоромов сидел в кресле с опущенной головой. Его распирали злость и ненависть к сидящему напротив него молодому и самоуверенному человеку, и он делал громадное над собой усилие, чтобы всё это не вырвалось наружу. Сделав такое вот неимоверное усилие, Хромов произнёс вполне спокойным голосом:

— Хорошо, Анатолий Фомич, я постараюсь что-то предпринять в отношении Сулейманова.

— Значит, мы с Вами договорились. Я завтра поеду в Челны и обговорю этот вопрос с ребятами. От Вас, Геннадий Алексеевич, требуется, чтобы Вершинина подъехала к назначенному месту и в присутствии нотариуса переписала эти десять процентов на одного из них. Если Вы согласны, считаю наш разговор законченным.

Хромов встал с кресла и, не говоря ни слова, направился к выходу.

— Погоди, сука, я ещё посмотрю, как ты запищишь, когда я тебя придавлю к ногтю, — подумал он про себя, выходя из офиса. — Мы ещё увидим, кто кого унизил, ты меня или я тебя.

Он сел в ожидавшую его автомашину и поехал в городской отдел милиции.

* * *

Прошло несколько дней. Пакет в десять процентов уставного капитала был успешно переписан на Чёрного из Менделеевска. Теперь Лобов ждал от Хромова выполнения второй части его требования — о передаче бизнеса. Однако, судя по всему, Хромов не спешил этого делать.

Утром Лобову позвонил Васин. Он сообщил, что только что от него ушли работники милиции. Они предъявили ему постановление на обыск, изъяли у него все бухгалтерские документы. Это сообщение вызвало в душе Лобова лёгкое замешательство. Он на какой-то миг растерялся и, вызвав к себе секретаря, попросил её срочно разыскать Пуха и Гаранина. Пока секретарь разыскивала их, ему позвонила Сухарева и сообщила, что у неё в магазине был обыск. Милиционеры изъяли договор аренды, платёжные документы по оплате этой аренды. Лобову стало всё ясно, он вышел из-за стола и подошёл к окну. За окном стояла весна, но она его уже не радовала. Услышав скрип двери, Лобов повернулся и увидел, что в кабинет один за другим входят Пух и Гаранин. Они прошли и сели напротив его стола.

— Вот что, мужики. Похоже, у нас начался шмон. Судя по всему, менты уговорили написать заявление Гиви Вахтанговича. Нужно срочно его разыскать и жёстко поговорить с ним на эту тему. Пусть он напишет встречное заявление, в котором укажет, что сотрудники милиции, угрожая ему, потребовали у него, чтобы он написал заявление на Лобова. Пусть также напишет, что боится работников милиции и поэтому решил на время выехать за пределы города.

— Всё понятно, Фомич. Ты сам с ним будешь говорить или нет? — поинтересовался у него Пух.