Поверженные боги - [179]

Испанским боевым кораблям больше не требовалось поддерживать своих на побережье, но буквально на следующий день они снова принялись плавать вдоль берега и стрелять из пушек. Сначала мы не могли понять, что они делают, ибо на берегу у испанцев больше не оставалось противников, а в нас они явно не целились, но скоро все стало ясно. Огонь велся не картечью, а тяжелыми ядрами, которыми пробивают стены: испанцы решили уничтожить систему снабжения Теночтитлана водой. Сначала они разрушили старый акведук из Чапультепека, а потом тот, который был построен Ауицотлем и шел от Койоакана. Водоснабжение прервалось.

— Акведуки были нашей последней связью с материком, — сказал Змей-Женщина. — Теперь мы так же беспомощны, как акали без весел посреди бурного, кишащего чудовищами моря. Мы окружены, не защищены, полностью уязвимы. Почти все окрестные народы покорились белым людям и исполняют их приказы. За исключением немногих бежавших в Теночтитлан союзных воинов, не осталось никого, кроме нас, кто бы им противостоял. Сейчас Мешико воюет не только против белых людей, но и против всего Сего Мира.

— Ну что ж, задача, вполне достойная мешикатль, — спокойно отозвался Куаутемок. — Если наш тонали и не сулит нам победы, то пусть по крайней мере Сей Мир запомнит, что Теночтитлан был побежден последним.

— Но владыка Глашатай, — воскликнул Змей-Женщина, — как обойтись без акведуков? Наверное, продержаться некоторое время на затхлой муке мы бы смогли, но разве можно сражаться, не имея питьевой воды?

— Тлакоцин, — промолвил Куаутемок терпеливым тоном учителя, говорящего с непонятливым учеником. — Когда-то давным-давно на этом же самом месте мешикатль тоже находились в окружении презиравших и ненавидевших их врагов. Из еды у них были лишь коренья, а из питья — только солоноватая илистая вода. В тех безнадежных обстоятельствах наши предки вполне могли сломаться, пасть на колени или рассеяться, позволить поглотить себя другим народам и исчезнуть из истории. Но этого не произошло. Они выстояли и возвели все это! — Он жестом указал на величественную панораму Теночтитлана. — Каков бы ни был конец, из истории нас уже не вычеркнуть. Мешико стояло. Мешико стоит. И Мешико будет стоять до последнего.

После разрушения акведуков Теночтитлан сделался мишенью для пушек — и тех, что снова заняли позиции на материке, и для установленных на постоянно курсировавших вокруг острова кораблях. Наибольший урон наносили железные ядра, выпускаемые с Чапультепека, ибо белые люди затащили несколько пушек на гребень холма и теперь могли обстреливать город сверху, так что ядра падали на него, словно огромные железные дождевые капли. Замечу, что чуть ли не самое первое из них разнесло храм Уицилопочтли на вершине Великой Пирамиды. Жрецы, понятное дело, подняли крик насчет зловещего знамения и многократно усилили свое рвение в исполнении молитв и обрядов.

Обстрел продолжался несколько дней, но, надо признать, велся он вяло и с перерывами. Разрушения оказались значительно меньше тех, какие, как я прекрасно знал, были способны причинить эти орудия. Думаю, Кортес надеялся, что, поскольку помощи нам ждать неоткуда, мы, руководствуясь здравым смыслом, сами запросим перемирия и начнем переговоры об условиях сдачи. И дело тут было не в том, что командиру испанцев не хотелось проливать лишнюю кровь. Он предпочел бы взять нас не штурмом, а измором, потому что тогда получил бы Теночтитлан в целости, а с ним и возможность преподнести своему королю Карлосу колонию под названием Новая Испания вместе со столицей, которая превосходила любой город Старого Света.

Однако избыток терпения тогда, как и сейчас, не относился к числу главных добродетелей Кортеса. Поэтому он не стал дожидаться, пока мы сами будем готовы к капитуляции. Приказав своим мастеровым изготовить переносные мостки, чтобы перекрыть проходы на всех дамбах, Кортес отдал приказ о всеобщем штурме, и его войска устремились в атаку с трех сторон, по всем трем насыпям одновременно. Но тогда наши воины еще не ослабли от голода, так что все три колонны испанцев и их союзников были остановлены, как будто они наткнулись на неприступную каменную стену, окружавшую остров. Многие захватчики погибли, а остальные отступили, хотя и поспешно, но не так быстро, как заявились, ибо уносили с собой множество раненых.

Кортес выждал несколько дней и предпринял еще одну попытку, однако на этот раз результаты штурма оказались еще хуже. Когда враг хлынул на остров, наши боевые каноэ вышли в озеро, высадив воинов на дамбе, у испанцев в тылу. Мешикатль сбросили наведенные через лодочные проходы мосты, и таким образом передовые отряды шедших в атаку врагов оказались отрезанными от своих. Как и стремились, они попали в наш город, но вот только он оказался для них западнёй. Испанцы отчаянно сражались за свои жизни, что же до их союзников, то те, прекрасно понимая, что их ждет, предпочитали смерть плену.

В ту ночь весь наш остров озаряли праздничные факелы и огни храмовых курильниц. Великая Пирамида была освещена особенно ярко, на тот случай, если Кортес и другие белые люди рискнут приблизиться на расстояние, позволяющее увидеть, что произойдет с их товарищами, попавшими в наши руки, а таких было человек сорок.