Повелительница снов - [9]

Если их практическая мама продумала все до таких мелочей, как микроэлементы, то вопрос можно было считать решенным. Через некоторое время добро на приезд внуков от бабушки Насти было получено, и для детей начался новый период жизни, который можно назвать, «хуторским».

НОВЫЕ РОДСТВЕННИКИ

Где-то очень далеко в Ростовской области находились два хутора, разделяемые маленькой тихой речушкой. Сюда издавна уходили те, кому была не по душе холопская крепостная жизнь. Эти люди привыкли самостоятельно справляться с трудностями, полагаясь в том, только на себя. Здесь не принято было посвящать в свои беды соседей, хотя все они были широки душой и отзывчивы. Выживали на хуторах далеко не все. Раньше сам жизненный уклад был огромным испытанием. Ведь мирное существование казака могло в любой момент прерваться. В каждом дворе стоял конь, не использовавшийся в хозяйственных работах, в каждом дворе имелся собранный вещевой мешок и готовое к применению оружие. Казаки этих хуторов должны были явиться к сбору в станицу через три четверти часа после появления вестового. Постоянная готовность к отпору и полувоенная жизнь с ежегодными, обязательными военными сборами, с необычной иерархической демократией выковывали весьма своеобразную породу людей.

* * *

Варя и маленький Сережа были впервые оставлены родителями на попечение бабушки и дедушки весной, когда брату исполнилось полтора года. Южный говор, иная несуетная жизнь, иной климат неожиданно пришлись Варе по душе. С удивлением она узнавала о своих родственниках много нового. Здесь с ней обращались как с равной, как со взрослой. По хуторским понятиям она уже и не считалась ребенком — на ней была обязанность по уходу за братом. Кроме сельскохозяйственной работы заняться здесь было нечем. Кругом — ровная как стол степь. Когда-то у хуторов была до революции огромная дубовая роща, но потом ее повывели. Но речка была замечательная! С мелкими песчаными заводями и теплой водой. Дед вылавливал в ней раков ведрами, они их варили с укропом и тмином. Никто особо за Варькой и братом не следил, считая, что девка она уже взрослая, сама разберется. У деда и бабушки было много своих забот. Насчет микроэлементов и вообще жратвы мамин план попал в самую точку. В двух погребах висели копченые колбасы, окорока, стояли кринки со сметаной и сливками, десятилитровые банки с маринованными огурцами и помидорами, вишневыми компотами, бочки с солеными арбузами. В амбаре — в сундуках, стоящих друг на друге в четыре ряда, хранилось сало. Каждое утро дед шел в сарай к курам и выпивал пару теплых еще яичек. В хозяйстве откармливалось два кабана, а вечером с выпаса Варя встречала корову с телкой и пять пуховых козочек. Кур и гусей на хуторе никто не учитывал, они плодились и жили там сами по себе, почти не требуя ухода, ими просто пользовались, приготовляя гусиное сало, шкварки, копченые тушки, перовые и пуховые подушки. Отец в каждом письме просил своих родителей сократить поголовье живности, облегчив себе жизнь. Пять их оставшихся в живых детей разъехались в разные стороны, дедушка и бабушка жили на подворье на 36 сотках одни. Но старые люди не могли пересилить себя и свернуть свою жизнь на непривычное праздное существование.

Раньше Варя была твердо уверена, что она — русская. Пребывание на хуторе посеяло у нее на этот счет большие сомнения. Например, девичья фамилия бабушки Насти была, оказывается, не Кукарекина, как было записано в ее паспорте, а Кукаричикян. Ничего удивительного в этом не было, так как когда-то в казаки общество принимало даже крещеных татар. А армяне были все-таки христиане, хоть и соленые. Они при крещении младенцев мазали не елеем, а соленой водой.

Но, поскольку одна половина хутора их упорно кликала Кукареками, а другая половина — Чикамасами, Кукаречикяны были вынуждены поменять перед самой империалистической войной свою фамилию на более благозвучную — Кукарекины.

В казацкой крови смешались и кипели крови всех южных народов, откуда только не везли себе казаки поперек седла жен, до тех пор, пока не расплодилось и не расцвело новое на Руси горластое, ушлое племя. "Донской казак" — эту национальную принадлежность и записывали до революции в паспортах, поскольку зачастую не представлялось возможным уследить прямую линию. Этих кипящих энергией отчаюг было необходимо держать в крепкой узде, которой было для них раньше полувоенное положение казака. Александр Кузьмич Ткачев, дедушка Вари и Сережи, имел в жилах греческую, турецкую, цыганскую кровь. Но главное, как выяснила Варя, он имел такую широко распространенную по Ростовской области фамилию, что это было все равно, если бы не иметь ее вовсе. Ткачевы, Ткачуки, Ткачи, Ткаченко в изобилии произрастали в этих местах с давними ремесленными традициями. И уже годы спустя Варя столкнулась с несколько иной транскрипцией своей девичьей фамилии. В газете была ссылка на мнение какого-то адмирала флота по фамилии Неткачев. Это уже было, как говорится, не из родовы, а в родову!

* * *

Варя видела, что люди помнят, хранят и еще живут традициями казачества, с грустью вспоминают такое близкое для них, но уже «старое» время. Она спросила бабушку — казаки ли они? Бабушка ненадолго задумалась, а потом сказала, что уже, верно, нет, не казаки. Она долго рассказывала Варе о жизни, об ушедших людях, бывших ее ровесниками. Рассказывала больше для себя, перетасовывая вольно события и даты, не рассчитывая на рассеянное внимание ребенка. Но Варя впитывала эти рассказы как губка. Они позволяли многое понять, оценить в жизни, взглянуть на многие вещи иначе, чем им объясняли в садике. По ее мнению, населявшие хутора люди были более близки ей по духу, чем рисованные герои детских книжек. Их мир органично вписывался в ее внутреннее состояние, был ему созвучен. Именно так она, когда-то давно, представляла себе настоящую, полноценную жизнь: любить — так любить, а рубить — так рубить! А этот их клич: "Сарынь на кичку!" — поставил точку в Вариных колебаниях, она стала совсем хуторской.