— Хочу поговорить с тобой. Сердце Шонтэль екнуло.
— Алан в курсе?
— Разумеется.
Два часа, размышляла она, глядя в затылок брату. Он собирался подслушивать? Нет, он слишком занят своим делом, чтобы отвлекаться. Кроме того, гудение двигателя, должно быть, порядком закладывало ему уши. Что до остальных пассажиров, то высокие спинки кресел полностью заслоняли их от любопытных взоров. Для беседы с глазу на глаз место было идеальным.
Собрав в кулак всю свою силу воли, Шонтэль заставила себя медленно повернуть голову и встретить этот взгляд — взгляд человека, причинившего ей столько страданий.
— Зачем?
От его взгляда по спине ее пробежали мурашки.
— Расскажи мне о твоем разговоре с моей матерью.
«С моей матерью» он произнес с досадой. Шонтэль отвернулась, вновь глядя перед собой.
— Зачем ворошить прошлое? К чему? — горько вздохнула она. — Какое значение это имеет теперь?
— Имеет, если я не знаю чего-то, что должен знать, — настаивал он.
Она покачала головой. Та боль, то унижение, которые она испытала… Она не желала вспоминать об этом.
— Два года назад ты обманул меня, — ответила она.
— Нет, ты ошибаешься, — возразил Луис. Шонтэль прикрыла глаза. Она не вынесет, если сказанное им — правда. Она просто этого не вынесет.
— Говори же, Шонтэль, — приказал он ей. — Расскажи все. Опиши каждую деталь твоего разговора с ней.
И снова при упоминании о матери она уловила в его голосе досаду.
Правда, подумала она. Как бы ни было больно, ее надо знать. Она вспомнила тот злосчастный день, когда сеньора Мартинес резко изменила ее жизнь. Она помнила все до мелочей.
Два года не утихала в ее душе боль после встречи с Эльвирой Розой Мартинес. С недавних пор Шонтэль казалось, что она наконец совладала с собой. И вот едва лишь она начала вспоминать, как почувствовала ту же боль — как будто это случилось вчера.
— Ты сказала, что это произошло за день до того, как ты оставила меня, — напомнил Луис.
— Да, но на самом деле все началось гораздо раньше, — задумчиво произнесла она, вспоминая недели, проведенные вместе с Луисом в его квартире в Баррио Реколета. Это был один из самых фешенебельных районов Буэнос-Айреса, где проживали почти все городские богачи и знаменитости. Луис не прятал Шонтэль от своей семьи, что, в общем-то, было бы довольно сложно: дом его родителей был недалеко.
— А до этого моя мать с тобой общалась? продолжал выспрашивать Луис.
— Нет, но ведь ты и не хотел знакомить меня с ней. Ты также не хотел, чтобы я познакомилась с кем-нибудь из твоих друзей. — Она повернулась к нему:
— Почему, Луис?
Он посмотрел ей в глаза:
— Я не хотел делить тебя еще с кем-то.
— И собирался оставить все как есть? Он пожал плечами.
— Честно говоря, я об этом не задумывался.
— Ты стыдился меня? Он нахмурился.
— С чего ты взяла?
— Может быть, я как-то не так себя вела. В его глазах появилась злость.
— Это слова моей матери?
— Если бы я не жила за твой счет, ее слова не имели бы для меня никакого значения. — Девушка отвернулась и стала смотреть в окно, вспоминая, как долго тянулись дни — Луис засиживался на работе допоздна, а ей было так одиноко. Разумеется, она не сидела дома все дни напролет, конечно, нет. Всегда было чем заняться. Можно было пойти на знаменитое кладбище Реколета, побродить по старинным площадям, наслаждаясь удивительной архитектурой, послушать уличных музыкантов. Можно было ходить по музеям и выставкам… Недаром Буэнос-Айрес называли Парижем Американского континента.
Скучать ей не приходилось. Вовсе нет. Но ей было ужасно одиноко. Чужая страна. Чужая культура. И все-таки она не чувствовала себя иностранкой — чужеземкой — до того дня, как лицом к лицу столкнулась с Эльвирой Розой Мартинес. И Клаудией Гальярдо.
— Знаешь, неприятнее всего была ее симпатия, которую она якобы испытывала ко мне, заметила Шонтэль сухо. — Как она была огорчена, что я даже не догадываюсь о твоем истинном отношении ко мне. Это ужасно, что ее сын ввел меня в заблуждение, не объяснив своих намерений.
— И что же это за намерения, по представлениям моей матери?
— Тебя вполне устраивало, что я твоя любовница, но о женитьбе на мне ты даже и не думал, — ответила Шонтэль с горечью. — Мне дали понять, что женщин вроде меня используют лишь для приятного времяпрепровождения, а женятся на порядочных, добродетельных девушках.
— И ты поверила, что я могу опуститься до подобной низости по отношению к женщине, не говоря уж о сестре моего друга? — возмутился Луис.
Она резко развернулась и вызывающе посмотрела ему в лицо.
— Этой ночью ты использовал меня как шлюху. Может, ты и это будешь отрицать?
— У тебя был выбор, — ответил он без малейшего сожаления или стыда. — Ты сама выбрала эту роль. Ту роль, которую заставила сыграть меня два года назад.
— Я никогда не использовала тебя! — не выдержала она. — Просто…
— Просто слова моей матери значат для тебя больше, чем все, что было между нами, — закончил он за нее, все больше приходя в ярость.
— Не только слова, Луис. Я встретила твою невесту, Клаудию Гальярдо.
— А-ха, любопытно… — Глаза Луиса вспыхнули. — А Клаудия сказала тебе, что я ее жених?
— «Помолвлены»— вот какое слово она использовала.
