Повелительница бурь - [2]

Потом женщина дотронулась до запястья его раненой руки, и Даг вздрогнул. Она потянула руку к себе. Дергающая боль мгновенно разлилась по всему его телу; темнота беспамятства затуманила мозг.

Похоже, сознание он потерял только на пару секунд, а придя в себя, почувствовал, что женщина больше не держит его за запястье. Но она по-прежнему была здесь, прикасалась к нему, внимательно исследуя его раненую руку. Даг не шевелился, мысленно вознося молитвы всем богам, каких только знал. Когда ее пальцы коснулись его воспаленной, горящей раны, он не смог подавить стон. Женщина сразу же отдернула пальцы, и он услышал ее учащенное дыхание. Судя по запаху, рана уже начала загнивать; скоро жар доконает его, и если женщина хоть немного понимает в телесных недугах, то для нее не секрет, что он уже недалек от смерти.

Прохладная ладонь легла ему на лоб. Даг затаил дыхание. Женщина произнесла несколько слов, потом послышались какие-то шуршащие звуки, и, наконец, ее шаги замерли в отдалении.

Открыв глаза, Даг ничего не увидел – вокруг стояла полная темнота. Фея исчезла, и ему пока ничто не угрожало. Он с облегчением вздохнул. Неожиданная мысль пришла ему в голову: что, если это вовсе не фея, а обыкновенная смертная женщина, и она пытается помочь ему? Если бы он овладел ею, как она того хотела, она могла бы научить его, как убежать отсюда, или по крайней мере принесла бы ему воды. Теперь же он был обречен на смерть.

Даг уставился в непроглядный мрак своей темницы, сожалея, что упустил последний шанс выжить.

Христос помог ей – пусть даже языческие боги и были против нее! Фиона в изнеможении вздохнула, возвращая факел в подставку на стене коридора, ведущего к покоям ее отца. Еще недавно ее план казался ей таким великолепным, но теперь, вспоминая воспаленную, бессильно обвисшую руку викинга, она чувствовала, что все ее надежды пошли прахом: громадный воин потерял сознание от одного ее прикосновения. Было совершенно ясно, что он умирает. Какая потеря, угрюмо подумала девушка, – такому великолепному мужчине предстоит сгнить в подземелье ее отца! Дыхание ее участилось при одном только воспоминании о том, как она впервые увидела раненого воина; он был так высок, так мускулист, его длинные, слегка волнистые волосы в свете факела отливали червонным золотом, а черты лица, даже искаженные страданием, были столь прекрасны, что лицо это казалось отлитым из бронзы искусным скульптором.

Отчаяние охватило ее при мысли о сырых, холодных стенах прохода, ведущего в подземелье, куда он был брошен, о крысах и прочей нечисти, которые в изобилии водились там. Лишенный воды, он не долго будет мучиться и скоро обретет свой конец.

Фиона вздохнула: если бы только она могла помочь ему! Но то были пустые мечты. Он – ее враг. Когда кровожадные викинги напали на владения ее отца, они никого не щадили: насилия, убийства, грабеж были для них обычным делом. Вот почему порядочная женщина не должна питать сочувствия к этим варварам.

Но в том-то и была вся прелесть ее плана: она задумала отдать свою девственность захваченному в плен викингу и поставить отца перед фактом – пусть тогда он попытается выдать ее замуж за гордого Сивни Длиннобородого. Ни один мужчина, в жилах которого течет королевская кровь, не пожелает ее после того, как она побывает в руках викинга.

Вызывающая усмешка, скользнув по губам Фионы, тут же пропала: она снова вспомнила страшную сцену в подземелье.

Викинг этот, видимо, был слишком слаб и болен, чтобы возжелать ее как женщину. Если она не сможет расшевелить его, ей придется отказаться от своего плана избежать ненавистного брака, которого добивался отец. Когда Фиона думала о своем женихе, в горле у нее вставал ком. Разве можно было сравнить умирающего викинга и этого противного Сивни! Первый – высокий и красивый, второй – толстый и кривоногий, с гнилыми зубами и бугристой кожей.

Но куда хуже, чем внешность черноволосого Сивни, были его распутство и жестокость. Когда взор его останавливался на ней, Фиона кожей ощущала голод, который горел в нем, и это отталкивало ее куда больше, чем кислая вонь, исходившая от викинга. Грязь можно смыть, раны пленника залечить; но ничем невозможно было исправить низкую душу Сивни. А ведь он даже гордился своими дурными привычками, своей отталкивающей внешностью! Сивни не изменил бы свой характер ради самой красивой и богатой женщины, и, уж конечно, он не станет меняться ради единственной дочери Доналла Мак-Фрахнана.

Неожиданно Фиона застыла на пороге комнаты, в которой она спала вместе с другими незамужними женщинами. Только сейчас до нее начало доходить, что положение с викингом вовсе не так безнадежно, как ей представлялось раньше. Если она омоет и перевяжет его рану, а потом накормит и напоит его, он вскоре придет в себя, и тогда она осуществит то, что задумала.

Девушка быстро сосчитала время, оставшееся до бракосочетания. Увы, у нее было всего лишь две недели, но, если не медлить, и этого могло хватить. Викинг явно силен и вынослив, иначе он бы уже давно погиб; если ему помочь, он вполне сможет восстановить силы.

Фиона направилась к плетеной из тростника кровати, которую она делила вместе со своей сводной сестрой Дювессой. Присев на край, она принялась заплетать волосы. Если и существовал такой человек, который смог бы научить ее, как оказать помощь раненому, то это могла быть только ее тетка Сиобхан, жившая в лесу в небольшой избушке неподалеку от Дунсхеана, укрепленного поселения отца Фионы. Хотя святой, поселившийся в усадьбе отца, и называл Сиобхан ведьмой, а ее мази и снадобья считал богопротивным делом, Фиона не верила в то, что использование трав и растений на пользу людям может считаться злом.