Повелитель молний - [6]
Химики испытывали воздействие тока этого столба на разные простые и сложные тела, физики искали способ получить от него свет и теплоту, анатомы и медики пробовали его действие на клетки живой и мертвой ткани, пытались применять его как лечебное средство. Однако сущность происходящего в гальванической батарее процесса оставалась еще не понятной, и действие ее казалось почти чудом.
Не удивительно, что и некоторые слушатели мистера Татума взялись за устройство гальванических батарей. Майкл Фарадей в одном письме так описывал свои опыты с вольтовым столбом:
«Недавно я произвел простой гальванический опыт, чтобы лучше уяснить самому себе основные принципы этой науки. Я пошел в Гостиный двор и раздобыл там немного ковкого цинка. Видали вы его? Я получил его в виде тончайшего листа. Первая батарея, которую я сделал, состояла из огромного числа пластинок: из семи пар! И они были огромных размеров — величиной в полупенсовую[4] монету каждая! Я собственными руками вырезал семь цинковых кружочков. На них я положил настоящие медные полупенсовики, а между ними положил семь (вернее, шесть) кружочков пропускной бумаги, смоченной в нашатырном спирте!
А теперь подивитесь тому действию, какое имело это примитивное приспособление: его силы оказалось достаточно, чтобы разложить сернокислый магний[5], чему я и сам, признаться, очень удивился».
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ,
За несколько дней до этого мистер Данс, член Лондонского королевского института, зашел в переплетную мастерскую и застал Майкла до того углубленным в чтение, что тот даже не заметил, как отворилась дверь. Мистер Данс поинтересовался, что это за книга, и весьма удивился — оказывается, молодой переплетчик читал последний номер «Химического обозрения». Это тронуло мистера Данса. Он решил дать Майклу возможность послушать знаменитого химика, знакомством с которым очень гордился.
— Лекцию сэра Дэви? — едва проговорил растерявшийся от неожиданного предложения Майкл. — С большим удовольствием, сэр.
— Тогда приходите в Королевский институт двадцать девятого, в три часа дня!
…Попасть на лекцию к самому Гемфри Дэви, к человеку, о головокружительной научной карьере которого знала вся Англия!
Родиться в зеленом провинциальном городке; сбегать с уроков в лес или на рыбалку; в двенадцать лет пристраститься к чтению исторических романов и пересказывать их ватаге отчаянных босоногих друзей во весь голос, с телеги на базарной площади, изображая дерущихся на шпагах и умирающих героев Вальтера Скотта — найдется ли мальчишка, который не позавидует такому детству!
Писать веселые стихи, вызубрить в совершенстве латынь; стать учеником аптекаря; склоняться, как алхимик, над колбами и ретортами, производя диковинные опыты, — кто из подмастерьев не мечтает о подобной романтической юности!
В двадцать лет написать серьезную научную работу; открыть «веселящий газ» — закись азота; перевернуть вверх дном многие представления о химических элементах; в двадцать девять лет получить премию французской Академии наук; в тридцать четыре года стать самой блестящей фигурой английской науки, ученым, которого знал весь мир, — кого из служителей науки не заставит восхититься столь блистательная биография!
Таков был сэр Гемфри Дэви, великий ученый, баловень судьбы, когда Майкл Фарадей увидел его впервые в лекционном зале Королевского института.
Состав слушателей здесь был совсем иной, нежели у мистера Татума. Майкл очутился рядом с двумя дамами в огромных, причудливых шляпах. Ему было очень не по себе в этом обществе, но он храбро вынул свою тетрадь и приготовил карандаш.
Сначала к столу подошел лаборант и начал устанавливать приборы для опытов. Наконец появился и сам Дэви, в ярко-синем фраке с кружевными манжетами и в узких белых брюках, изящный и уверенный в себе, как всегда.
Когда лаборант объявил, что будет прочитана лекция о хлоре, по залу пронесся легкий шепоток восхищения. Еще бы! Совсем недавно за работы в этой области Гемфри Дэви чествовали, как полководца, а король Англии Георг III пожаловал ему дворянство.
Лекция началась. Дэви говорил хорошо поставленным голосом, выразительно жестикулируя…
Заняться хлором английских химиков побудило быстрое развитие текстильной промышленности. Хлор применялся для отбеливания хлопковых тканей. Понятно, как было важно знать все основные свойства этого вещества. До тех пор хлор считали сложным телом. Переубедить сторонников этой теории было не так-то легко: ведь в природе хлор в чистом виде не встречается. Он известен в соединении с металлами и входит в состав соляной (хлористо-водородной) кислоты.
Но в начале XIX века в химии еще держалось мнение Лавуазье, что всякая кислота непременно содержит кислород. Искали его и в соляной кислоте. Где же он? Лавуазье утверждал, что хлор не простое тело, а соединение некоего элемента мурия с кислородом, Соединение это очень прочное, и поэтому еще не удалось его разложить. Этим Лавуазье объяснял, почему ни мурий не выделен в чистом виде, ни кислород не поддается обнаружению в хлористых соединениях. Дэви опроверг мнение Лавуазье, блестяще доказав, что хлор — неразложимое, простое тело, элемент…
