Повелитель молний - [32]
Когда лектору нужно было сообщить о действии кислорода на процесс горения, он зажигал в банке с кислородом железные опилки. Когда требовалось доказать давление атмосферы, он зажимал между пальцами каждой руки по детской соске, соединяя их основания, и они плотно приставали друг к другу.
Не все приборы были просты. На лекторском столе появлялись и настоящая маленькая печка, и вольтов столб, производились сложные химические реакции, результатов которых иногда приходилось ждать до конца лекции. И все это имело самое прямое отношение к пламени свечи. Нельзя было не согласиться с ученым, что свеча — преудивительная вещь!
Зал затаив дыхание смотрел на неожиданные превращения химических веществ, подчиняющихся неутомимой воле лектора. Многие из юных слушателей навсегда запомнили напутственные слова Фарадея:
— Когда вы встретите новое явление, не забудьте спросить себя: «Где причина явления? Как все это происходит?» И вы всегда найдете ответ, если будете настойчиво искать его.
С тех пор как Фарадей занял место Дэви в Королевском институте, здесь установился тройной ежегодный цикл лекций: послеобеденные популярные лекции; лекции для юношества во время рождественских каникул; вечерние лекции по пятницам, на которых ученые делали сообщения о новых открытиях в науке.
Фарадей читал лекции во всех трех годичных циклах.
Но к рождественским лекциям для юношества он готовился особенно долго и тщательно, серьезно советуясь о них со своей маленькой племянницей Мэгги. Он читал их с особенным чувством: ему вспоминались его собственные юношеские годы, когда он так жадно искал знаний, когда книжки мадам Марсэ и лекции мистера Татума дали первый толчок его самостоятельной мысли.
Фарадей считался в Лондоне лучшим лектором. Еще в 1827 году Лондонский университет предложил ему занять кафедру химии, но Фарадей отказался. Он имел в виду при этом интересы Королевского института, денежное положение которого было все еще неустойчиво. Фарадей писал одному из друзей:
«В течение четырнадцати лет институт был для меня источником знания и радости, и хотя теперь он не может оплатить мне полностью ту работу, которую я для него выполняю, но я считаю его таким полезным и достойным учреждением, так желаю его процветания и успеха, что по крайней мере еще в течение двух лет я хочу посвятить ему все силы. Потом, я надеюсь, он встанет на ноги».
Однако хотя работы Фарадея подняли очень высокую научную репутацию института, касса его почти постоянно пуста. И Фарадей все же платил и платил ему свой долг благодарности.
Совет института понимал жертву, которую Фарадей приносил для института, и высоко ценил его работу. Только сержант Эндерсон имел по этому поводу свое собственное мнение.
— Конечно, мистер Фарадей — человек, каких не найти на свете, — вслух рассуждал он, вытирая и убирая приборы в лаборатории, — но все же дело у нас с ним распределено неправильно. На лекциях-то ведь вся работа достается мне, а он только разговаривает.
Фарадей никогда не возражал ни слова на эти ворчливые рассуждения и, слушая их, только посмеивался. В одной из своих печатных работ он высказал благодарность сержанту Эндерсону за его неизменную усердную помощь при опытах.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ,
Доктор Латам, маленький, толстый и лысый человечек, появился на пороге.
— Не нахожу ничего опасного, — проговорил он, доставая золотую табакерку и отправляя в нос большую понюшку табаку. — Все дело в переутомлении мозга. Больному нужен длительный и полный отдых. Я полагаю, что болезненные явления после этого исчезнут.
— Благодарю вас, доктор Латам, — растерянно проговорила Сара. — Отдых?.. Но как заставить его не работать?
— Мое дело — дать совет, а ваше дело — найти способ уговорить мужа, — сказал доктор. — Впрочем, я напишу письмо директорам Королевского института.
Это было в конце 1839 года. Фарадею еще не было пятидесяти лет. В первый раз он испытал такой припадок мозгового переутомления, когда в конце 1831 года завершил первую серию своих опытов по электромагнитной индукции.
Через два-три года после того в его записной книжке появилась любопытная таблица, похожая на лесенку. Там были расписаны все его разнообразные занятия, и каждый год он что-нибудь из них отменял, чтобы сберечь свои силы для основной работы. Прежде всего он отказался от экспертизы в судах и других побочных заработков, потом от дружеских бесед, далее — от утренних лекций в Королевском институте; начиная со следующего года он три дня в неделю никого не принимал.
Фарадею пришлось оставить на время занятия в лаборатории, Все ухудшавшееся самочувствие оказалось убедительнее, чем уговоры. Великий ученый ходил с маленькой Мэгги в Зоологический сад и часами наблюдал за поведением зверей. Фарадей жил в это время большей частью за городом. Дома он помогал Саре по хозяйству и охотно занимался своим старым ремеслом — переплетал книги. По вечерам он читал домашним вслух своего любимого автора, Шекспира, и при этом показывал свое мастерство декламатора.
