Повелитель миражей - [2]

Использовать силу для собственного усиления или убыстрения в тренировках вредный старик запрещал. Только дикой физической усталостью можно объяснить покорное выполнение нудных упражнений – хоть какой-то отдых измученному телу. Первый месяц всего-то водил кончик перышка через лабиринт. За каждое касание узких стенок проход начинается заново. Адово утомительная работа, а если бы не подсказки в духе «делай, как я» от Макото-сана, так завяз бы на первом же задании. Ничего общего с размахом и крушениями на родовом полигоне! Никаких тебе техник в духе уничтожения боевых роботов в кинофильмах, даже ни единого деревца не пострадало! Как-то я пожаловался дяде Грише, но тот почему-то встал на сторону сэнсэя.

В каждый приезд родителей устраивался небольшой экзамен. Любая неудача – грустное покачивание головой от отца, удача – счастье и гордость в его глазах. Достойная награда. А через полгода на мои неудачи начал реагировать сам сэнсэй. На экзамене он не присутствовал, предпочитая обретаться под тенью деревьев в саду, но неким мистическим образом всегда знал результат. Как и отец, Макото-сан не говорил ни слова, но как-то надламывался изнутри, словно не я, а он потерпел неудачу, и не на экзамене, а не меньше, чем в целой войне. Так что вскоре все домашние экзамены завершались не иначе как безоговорочным успехом. Потихоньку пришло понимание японского языка – словарный запас расширялся после занятий с сэнсэем, и не был особенно богат, но уже сейчас я вполне смогу выйти в город, прикупить вещи и даже сориентироваться в токийском метро. Правда, кто же меня, двенадцатилетнего, отпустит…

На обед было нечто, внутри которого можно было угадать разве что рыбу да рис. Но на вкус – вполне себе объедение.

– Сын, – обеденную тишину нарушил рокот отца, – через день мы должны будем уехать.

Вот так всегда – не успели приехать, даже неделю не побыли. Позволяю легкой обиде появиться на лице.

– Не расстраивайся, – мягко вступила мать, – мы на неделю, а потом останемся дома на целый год. А может, даже все вместе вернемся домой. – Мягкая улыбка самого дорогого человека на свете отогнала грусть.

– Не будем загадывать, – поспешил вставить слово отец, – в этот раз с нами поедет дядя Гриша. За тобой присмотреть будет некому, но Макото-сан согласился взять тебя к себе.

– Как скажете, – легко согласился я. У сэнсэя я уже гостил пару раз, и это были самые яркие дни в серости и рутине ежедневности, если не считать дней приезда родителей. У старика оказался неожиданно огромный дом с шикарным, раз в десять больше нашего, садом. Наравне со всей этой красотой обнаружилась и полоса препятствий, прохождение по которой изрядно поумерило мои восторги. Но все же в доме Макото я не чувствовал себя запертым в четырех стенах, а иногда даже путал с родным загородным поместьем. А уж если к старику приезжали внучки, то времени на грустные мысли вовсе не оставалось – тут бы выжить в совместных тренировках. Внучки не привыкли сдерживать силу в спаррингах с дедом, а сам сэнсэй отчего-то решил, что и я выдержу такую нагрузку. Судя по тому, что я все еще жив и здоров – Макото-сан оказался прав, исключая пару случаев, когда сэнсэй вытаскивал меня из схватки за секунду до гибели. Суровая вышла школа, но дико интересная! Океан адреналина, вкус победы и жар борьбы!

– Мы записали тебя в школу, так что через месяц готовься, – подмигнул отец, – нечего бездельничать.

«Конечно же бездельничать!» – хотел было возмутиться я, но вовремя остановился, уловив нотки грусти в глазах матери.

– Твоя учеба оплачена полностью, как и учеба у Макото-сана. Возьми кредитку, – через стол пролетел пластмассовый прямоугольник, – пользоваться умеешь, – утвердительно произнес отец, – надеюсь на твое благоразумие.

– Так вы же только на неделю? – Я обескураженно рассматривал логотип «Визы» на черной поверхности.

– Мало ли что, – уклончиво ответил отец.

– Все будет хорошо, – подбодрила мама и взяла меня за руку.

Следующий день я сохранил в памяти навсегда. С самого утра и до поздней ночи мы носились по городу, объехали множество мест, а самое главное – были обычной счастливой семьей. Я изображал из себя гида и служил переводчиком под насмешливыми взглядами матери, пока отец не разразился длинной речью на чистом японском, устав подхихикивать над особо удачными моими переводами. Я даже не расстроился: уж сильно утомительное это дело – думать на русском, а говорить по-японски. Словом, отличный был день, даже дядя Гриша под конец поучаствовал – шумная компания хотела было завязать беседу с родителями, но внезапно им стало очень-очень плохо, а дядя вызвал им «скорую». В суете дядя Гриша подарил мне еще одну кредитку, с пин-кодом, приклеенным на тыльной стороне, а под самую ночь еще один прямоугольник пластика незаметно положила мама. Вернее, это она считала, что незаметно, но после занятий с сэнсэем моя чувствительность стала чуть ли не болезненной, потому я не особо любил большой город. Ночь перед отъездом родных практически не спал, душу рвали тоска и желание умолять отца никуда не ехать, но кто послушает глупого ребенка? Вся возня с кредитными картами (а утром нашлась четвертая, уж и не знаю от кого), помноженная на отъезд дяди Гриши и вроде как короткий срок разлуки, вызывала ощутимую тревогу.