Повелитель львов - [6]

При этом больной теряет вес. Его глаза тускнеют, кожа становится морщинистой и желтоватой, волосы сухими и ломкими. Идеальная маскировка, правда?

– Значит, вы и об этом тоже догадались? – прошептал Петри.

ДРЕЙК кивнул.

– Я думаю, дело было следующим образом. Вы обладали формулой для изготовления гибкого стекла, но у вас не было большого запаса акций компании, не так ли? Поэтому вы решили исчезнуть – единственный, кто знал, как делать гибкое стекло. Когда новость просочилась наружу, акции упали в цене. Сейчас падение продолжается. Когда оно достигнет самой низкой точки…

Дрейк сделал паузу.

– Когда это произойдет, вы собирались скупить достаточно акций, чтобы получить контрольный пакет, а затем снова появиться. Так?

Джоан ахнула.

– Мистер Петри! Вы не могли…

– Но я сделал это, – Петри скривил губы. – Я тоже получил справедливое воздаяние. Я знал Карса очень давно. Он предложил мне спрятаться здесь, и я согласился. Я не хотел, чтобы меня узнавали случайные посетители, поэтому я прекратил использовать тироксин.

– Карс обманул меня. Он удерживал меня и требовал передать ему формулу. Сегодня утром мне удалось сбежать и позвонить из бакалеи, но Карс поймал меня прежде, чем я успел сказать больше нескольких слов. Он пригрозил бакалейщику, чтобы тот молчал. Я… я бы рассказал все раньше, но я знал, что Карс убьет тебя, если решит, что ты догадался об истине.

Петри потянулся за карандашом и бумагой, которые лежали на столе рядом с ним. Он что-то торопливо нацарапал в блокноте.

– Вот формула. Она для тебя, Джоан, и для тебя, Дрейк. Это сделает вас обоих богатыми. Что касается меня, то я скоро умру.

– Нет! – Джоан сжала морщинистую руку Петри в своей. – Ты не умрешь. Не надо…

Она замолчала, увидев лицо Дрейка.

– Все правильно, – прошептал Петри. – Пуля проникла слишком глубоко. Карс заслуживал смерти, но не Лита. Я расплачусь за это…

У Джоан перехватило дыхание, и Дрейк прижал ее к себе в объятии. Петри замолк с приоткрытым ртом, его широко открытые глаза потускнели.

Львиный рев во дворе звучал, как реквием.