Повелитель гроз. Анакир. Белая змея - [18]

— С вашего позволения, у вас нездоровый вид. Пойдемте под крышу. Там довольно неприглядно, но зато туда не проникает речная сырость.

Они миновали шеренгу стоящих навытяжку часовых и вошли в массивную дверь циббового дерева.

— Он что, наградил вас ребенком? — спросил он у нее как бы между делом.

— Нет, — ответила она. Глаза у нее слезились от усталости. — Нет.

«И все же, — подумала она, — я здесь из-за ребенка». Из-за ребенка Ашне’е, в милосердной тьме унесенного из дворца и теперь спрятанного в одном из убогих домишек у реки. Старуха, снимавшая эту хибару, едва бросила взгляд на искалеченную ручку малыша, но, вне всякого сомнения, на своем веку повидала среди бедноты немало искалеченных сорванцов и их обезумевших матерей. Ломандра подавила неизвестно откуда вдруг взявшееся ужасное желание расплакаться. Ей казалось, что она не спала уже год. Она и сама не знала, почему сделала то, что велела ей девчонка, и не позволяла себе доискиваться ответа на этот вопрос, страшась узнать его.

Она почувствовала, как пальцы молодого лейтенанта сильнее сжались на ее локте.

— Вы нездоровы. Посидите здесь, я сам схожу за Крином.

Она почувствовала, что ее усаживают в крошечной комнатенке, освещенной лампой и тусклым отблеском огня, чадящего в камине.

Ожидание показалось ей нескончаемым, но в конце концов он все-таки пришел, высокий широкоплечий мужчина, одетый в коричневую кожу и темно-красный плащ гарнизона. У него было суровое проницательное лицо, покрытое шрамами, как и тело, еще с молодости, которую он провел в приграничных стычках в Таддрикских горах и морских боях с закорианскими пиратами. Но главными на этом лице были наблюдательные и замечательно спокойные глаза. Его улыбка была сочувственной и дружеской, но не более того,  поскольку в их отношениях никогда не было сентиментальности. Они были любовниками лишь в постели.

— Чем могу служить, Ломандра?

Она раскрыла рот, но не смогла произнести ни слова. Он мгновенно заметил, как вдруг постарело ее лицо. Глаза были покрасневшими и ненакрашенными, всегда ухоженные волосы висели сосульками.

— Лиун, похоже, решил, что ты забеременела от меня.

— Нет. И потом, это все равно ничего бы не изменило.

И снова она умолкла. Он подошел к столу и налил вина в два бокала. Она взяла кубок, и лишь после того, как она сделала несколько глотков, к ней вернулся дар речи.

— Мне нужна твоя помощь. Я должна бежать из Корамвиса. Если я останусь, королева, скорее всего, убьет меня.

Он внимательно посмотрел на нее, отпил из кубка.

— Я рассказывала тебе о той девушке с равнины. Об Ашне’е.

— О той колдунье, которая отравляет твои ночи дурными снами, — сказал он спокойно.

— Да, наверное… Ее ребенок появился на свет месяц назад.

— Я слышал об этом.

— Вал-Мала подмешивала в ее еду наркотик — она надеялась, что ребенок родится мертвым. Но он выжил, и тогда она приказала мне убить его — задушить. Она велела в доказательство принести ей мизинец с его левой руки.

Лицо Крина помрачнело. Он осушил кубок и выплеснул осадок в огонь.

— Совсем спятила стерва. Она что, решила, что ты ее мясник?

— Я не делала этого, Крин. Ашне’е… она отрезала палец… я… я никогда не видела такой свирепой решимости. Но ребенок жив.

Она поникла, сжавшись на узком солдатском топчане. Он отставил свой кубок и уселся рядом с ней, ласково обняв ее.

— И ты где-то спрятала этого ребенка.

Она была очень рада, что не пришлось ничего объяснять.

— Да.

— Ты очень храбрая женщина, если решилась пойти против Вал-Малы.

— Нет. Я схожу с ума от страха. Но Ашне’е — она попросила, чтобы я увезла младенца из Корамвиса и оставила его у кого-нибудь на Равнинах. Королева убьет ее, как только придумает, как, и ребенка тоже, если сможет его отыскать.

— Тогда она должна быть уверена, что он действительно рожден от Редона.

— У него кожа Виса, — тихо сказала Ломандра, — но глаза… глаза ее.

— Я помогу тебе благополучно добраться до Равнин, — сказал он. — Дам колесницу и двух солдат — большее количество вызовет подозрения. Я выберу самых надежных, так что можешь вполне им доверять.

— Спасибо тебе, Крин, — прошептала она.

— А ты, — спросил он. — Что будет с тобой, Ломандра?

— Со мной? — удивленно взглянула она на него, обнаружив, что совершенно не думала о себе, только о ребенке. — Наверное, вернусь в Зарависс, Никого из моих родных в живых уже не осталось, но у меня есть кое-какие драгоценности, которые можно продать. Возможно, выйду замуж в какое-нибудь благородное семейство. Я хорошо знаю придворный этикет.

Он легонько коснулся ее волос, снова поднялся на ноги и отошел, остановившись у коптящего огня.

— Я позабочусь, чтобы ты смогла уехать уже утром. Сегодня переночуешь здесь. Тут есть несколько отдельных комнат, можешь выбрать любую.

Она видела, что он предложил ей провести эту ночь в одиночестве из внимательности. Кроме того, возможно, он уже договорился провести ночь с какой-нибудь из гарнизонных женщин. Она слишком устала, чтобы не порадоваться этому обстоятельству, но в то же время ее кольнуло сожаление, потому что она знала, что никогда больше его не увидит.

4

В полночь город был разбужен зловещим заревом костров, мечущимися огнями факелов и тревожным боем колоколов. Облаченные в черно-рыжие ливреи Дворца Гроз люди мелькали во всех людных местах Корамвиса, всадники галопом носились по улицам и переулкам, во всю мощь своих глоток выкрикивая воззвания, как будто наступил конец света.