Поваренная книга Мардгайла - [23]

— Ик! А закусить у тебя есть чем, а Мор… как тебя там?

— Мораннонед! Насчет закусить — это в пещеру, там на вертеле должен остаться вчерашний баран. А вот цыбули вашей любимой у меня нету, уж не взыщи.

— А и хрен с ней, с цыбулей. Баран так баран. Веди!

Почуяв родные места, даже старая панасова кобыла прибавила шагу, временами переходя на хлипкую рысь. Панас тоже оживился и отвлекся от размышлений, в общем-то несвойственных настоящему козаку.

А размышлял он с утра вот о чем: «Почему крепчайшее драконье пойло, так вчера захмелившее душу и тело, наутро выветрилось почти бесследно? Где больная головушка? Где измятое, будто черти по нему топтались, лицо?» Глядя на отражение в ручье, Панас немало подивился — обыкновенно после вечернего веселья просыпаешься чуть живой, еле-еле выползаешь из беспросветно-черной ямы. А тут — только жажда поутру, да во рту — будто кошки ночевали. А голова — ясная.

Волшебное пойло!

Замысел дракона Панас в общем понял: Мораннонед действительно воровал овец у окрестных кметов. (А что ему еще оставалось делать? Голод — не тетка.) Но даже такой по слухам зловредной, коварной и враждебной роду людскому твари, как дракон, было совестно брать чужое. Ну не хотел Мораннонед ссориться с людьми и все тут! Однако многочисленные его попытки наладить хоть какие-нибудь отношения с пастухами доселе успехом не увенчались: пастухи либо бежали в беспамятстве и потом присылали какого ни то заезжего героя с сабелькой, либо просто бежали, крестясь и взывая к всевышнему: спаси, мол, и сохрани души наши, а также стада от хвостатой напасти.

Всевышний тут помочь вряд ли мог: дракон весил немало и отсутствием аппетита не страдал. А стало быть раз в два-три дня требовался ему баран, либо козочек пара, либо корова на неделю. На людей Мораннонед не нападал из принципа, сражался только с драконоборцами, которые являлись по его драконью голову, да и то прежде пытался увещевать и договариваться. Правда, безуспешно — до случая с Панасом.

Вот и вез несостоявшийся драконоборец Панас Галушка изрядных размеров мех с огненной драконьей горилкой поперек седла, да еще один малый при поясе. Дракон здраво рассудил, что в пути Панасу непременно захочется промочить горло беспохмельной драконовкой. Не потрошить же большой мех? Вот и дал маленький на дорожку. Горилку Панас должен был продать шынкарям, а на вырученные деньги купить на шмянской ярмарке нескольких овец и пригнать к Мораннонеду в лощину.

Подслеповатые оконца шынка «Придорожный» Панас почему-то заметил раньше, чем соломенные крыши окраинных хат. Однако дивиться сему прелюбопытному факту особо не стал — малый мех как раз опустел, а потрошить большой в такой близости от шынка мог только конченый пьянчуга или записной жадина.

В шынке было почти пусто: единственно храпел на лавке в дальнем углу дебелый бородач, прикрытый драным кожухом. Под голову бородач подложил собственный кулак; второй кулак (понятное дело, вместе с рукой) свисал с лавки чуть не до самого пола. Шынкарь, Сава Чупрына, порался где-то на задах и зычно отчитывал нерасторопную дочку.

С мехом на плече Панас прошел к столу у окошка. Столешница почернела от времени еще во времена прадеда Савы, а к моменту когда отец Савы завещал сыну хозяйство и преставился, почерневшую столешницу посетители успели немало изрезать ножами, заляпать юшкой и полить горилкой.

— Сава! — заорал Панас. — Подь сюды!

Шынкарь на миг умолк, прислушиваясь. Потом осведомился:

— Кого там холера принесла в такую рань?

— Я те дам «холера»! — рявкнул Панас еще громче.

— А, это ты, Панас? — Сава вошел, вытирая руки о фартук. — Тут надысь болтали, что дракон тебя сожрал.

— Я сам кого хошь сожру! — непререкаемо заявил Панас, поглаживая усы.

Шынкарь истолковал жест по-своему:

— Горилка у меня только Червонодольская, звыняй. Трындычиха что-то ни мычит, ни телится: еще позавчера обещала зятя прислать, а все нету.

— Хм, — Панас, с некоторым опозданием, но таки допер, что положение складывается очень даже выигрышное, хотя намеревался для завязки разговора сначала тяпнуть стопку горилки. — А у меня как раз с собой… Не желаешь ли… э-э-э… (тут Панас почему-то вспомнил умно изъясняющегося Мораннонеда) ознакомиться?

И выразительно встряхнул мех на плече. Мех булькнул — солидно, басом.

— Что, горилки привез? — оживился Сава. — Ну-ка, ну-ка! Манька, тащи флягу! Которую поутру чистила! И корчажку еще прихвати!

— Горилка, — назидательно изрек Панас, опять-таки вспоминая дракона, — в сравнении с этим — вода! О!

Сава недоверчиво прищурил глаз и наклонил голову:

— Так-таки и вода?

— Чтоб я лопнул!

— А вот сейчас поглядим!

Шынкарь, демонстрируя немалую сноровку, перелил содержимое меха во флягу — надо сказать, размер фляги он угадал очень удачно, вот что значит наметанный глаз. Остатки драконова пойла Сава вылил в корчажку, а последние несколько капель стряхнул на стол. Критически поглядел на скромную лужицу и плеснул еще из корчажки.

— Манька, огня!

Манька метнулась к очагу и вернулась с зажженной лучиной.

— Проверим, крепка ли! — заявил шынкарь и поднес огонек к каплям на столе. Те занялись не хуже соломы на ветру.