Потрошитель - [18]
Отодвинув пустую тарелку — эскалоп по-милански, спагетти в масле, — он допил бокал вина «Виноградники Мора» и заказал кофе малонго — «крепкий». В эти выходные его жена собралась в Сен-Тропез за покупками. А вот у него был прекрасный повод остаться. Ведь ей с дочками так или иначе придется заночевать у подруги, Маризы по прозвищу Лифтинг.
Аллауи, Шукрун, Диаз… Почему эти трое? В рапорте Блана говорится, что Аллауи с Шукруном посещали один и тот же ночной бар «Меч-рыба» — любители джаза, понимаешь. Конечно, не та среда, где бы друг дружку в капусту крошили, но это их единственная зацепка.
Итак, в субботу вечером — в «Меч-рыбу» с Тинарелли! Счастливчик, такого напарника отхватил! Хе-хе: лифчик напарника отхватил…
К величайшему раздражению всей следственной бригады, день, пропахший окурками, потом, холодным кофе и бумагами, тянулся бесконечно.
Он весело бежал вприпрыжку. Толкал свою Тележку на колесиках — старую Тележку Грэнни в красно-черную клетку — и подпрыгивал. Почему-то, когда он ее вез, он всегда подпрыгивал. Хоп-хоп-хоп: ехали-ехали, ехали-поехали… «Глянь-ка! Наш чокнутый с тачкой — пора закрываться», — сказал торговец вином, обращаясь к жене.
Завернув у молочного магазина за угол, он едва не налетел на двух сплетниц, которые, осклабившись, расступились, и вскоре достиг заветного пятачка подле общественных туалетов. Просунув руку в Тележку, он зацепил пакет — ах, эта влажная холодная тяжесть! — и развернул газету. В свежести ночи резко пахнуло потрохами. Мяукнула кошка… затем другая… Он отошел в сторонку и растворился в тени мусорных баков. «Ешьте-ешьте, кисы! Это я, Папа-Вскрой-Консервы, с ГОСТИНЦЕМ!» — шептал он, посылая своим любимицам воздушные поцелуи. Он обожал кошек.
Одну из них — КРАСИВУЮ полосатую лапочку — он как-то раз подобрал на дороге. Но Грэнни, его бабка, так РАЗОРАЛАСЬ, так разоралась и в конце концов выбросила ее на помойку. Конечно, кошка была МЕРТВАЯ — ее переехала машина, — но ведь она была такая КРАСИВАЯ! И к тому же совсем-совсем ТЕПЛАЯ! Он бы с радостью приютил ее у себя в комнате! Она ведь даже есть не хотела!
Но Грэнни орала не из-за кошки, а чтобы его УЯЗВИТЬ — что он ДЕБИЛ, больной, и такой и сякой, и все одно и то же, а он молча прижимал кошку к груди и просил ЕГО сделать хоть что-то, но Грэнни кричала так сильно, что ОН, конечно же, ничего не мог услышать.
— Черт-те что — этот пролом в черепе из головы не лезет, — пожаловался Жан-Жан своим наручным часам, ответившим ему понимающим «тик-так». — Ну откуда он взялся?
Капитан лениво оттолкнул досье. Лола с Лораном ушли уже давно. Каждый — в свою сторону: он удостоверился, выглянув в окно. Что ж, пора и ему. Должно быть, жена уже покормила близняшек и сейчас дергается за просмотром очередной телесаги «Монте-Кристо среди Отверженных». Хоть бы сентиментальной оказалась! Выплакавшись, она была не прочь утешиться.
Нико щелкнул пальцами, снял каскетку, сбросил «найки», затушил «дурилку», снова надел кроссовки и услышал, как в захваченную ими хату лезет брат.
— Бобби! — тихонько позвал тот.
— Чего?
— Может, сходим, а?
— Куда?
— К легавым — про Тони расскажем.
— Ты что, совсем спятил? Хочешь, чтобы они приперлись сюда и отправили нас восвояси? По харе отцовой соскучился? За уши давно не драли? Ну так иди! Чего встал?! Поплачь, попросись к мамочке!
— Так ведь в газетах пишут, что его убили! А мы психа с нунчаками видели.
— И дальше что? Он наверняка уже далеко, а Тони мы не особо и знали. Что он нам, кореш какой, что ли? Ладно, дай пи-пи сделать и спи, дурак несчастный!
Иисус съежился и, превозмогая страх, попытался заснуть. Сюда, в самый конец набережной, компании подростков наведывались не часто — их гонял охранник. Но Иисуса он знал и давал ему ночевать здесь, напротив мола, с условием, чтобы тот не разводил грязь. Иисус вздохнул и постарался поудобнее угнездиться на ледяном цементе.
«Паф — убит!» — тихо произнесла Лола, в тридцатый раз молниеносно выдернув пистолет. Она всегда любила оружие. К стрельбе ее приобщил отец — на пустоши близ их дома. Ей нравилось, как в воздух летят консервные банки, нравился грохот выстрелов, запах пороха. Это как фейерверк — только для самого себя.
Смотри-ка! А ведь и в ней есть хорошие качества. Глядишь, из нее тоже чего выйдет!
А вот Потрошитель предпочитает холодное оружие. Нет ли здесь какого-то смысла? Может быть, пронзая плоть, он имитирует половое проникновение? Символическое изнасилование посредством оружия? Может, он импотент? Или сексуально озабочен, вроде капитана?
Приступив к ежедневной тренировке брюшного пресса — четыре подхода по пятьдесят раз, — она представила, как ревущий от оргазма Жанно тычет в нее кинжалом. Нет, не цепляет. Очень уж приземленно. А для символического акта слишком материально. «Подручный материал, оружие садисты используют потому, что они не в состоянии наладить контакт с окружающими, — размышляла Лола, переходя к растяжке бедренных мышц, — и превращают других в такие же бездушные вещи, как они сами, поскольку плохо чувствуют свое тело».
