Потому что ты мой - [14]
Ноа возвращается через полчаса, шурша плотными бумажными пакетами.
Мейсон отключает хронометр.
– Ты уложился ровно в тридцать одну минуту и тринадцать секунд.
– Так быстро?
Подмигнув Ли, Ноа ставит пакеты на стол.
Уже, наверное, в сотый раз Ли отмечает его крепкую грудь и мускулистые руки. Интересно, каково было бы проснуться в его объятиях?
– Чувствуешь, как пахнет солью? – спрашивает она, раскладывая содержимое контейнеров по тарелкам.
При виде чипсов и гуакамоле у нее сразу же начинают течь слюнки.
– Мама, не выдумывай. Соль ничем не пахнет, – встревает Мейсон.
– Жуй давай своего органического цыпленка, – шутит она. – Ты же знаешь, что я имею в виду.
Захватив вилки и ложки, Ли идет к холодильнику.
– Боюсь, из напитков у меня есть только вода.
– Вода меня более чем устраивает, – отвечает Ноа.
Ли заканчивает раскладывать бурито Мейсона по отдельным тарелкам: курица, рис, сыр, овощи, кукуруза – продукты не должны касаться друг друга. За ужином Мейсон наблюдает за непринужденной беседой матери и Ноа, и Ли внезапно осознает, что сын практически не видел ее в обществе мужчин.
Словно прочитав ее мысли, он подает голос:
– А мне нравится.
– Что именно? – прожевав, спрашивает Ли.
– Вот это. Мне нравится, что мы вместе едим.
– Мне тоже, очень. – Ли с лучезарной улыбкой поворачивается к Ноа: – Надо устраивать такие ужины почаще, правда?
– Все очень по-семейному. Мы что, семья? – Мейсон переводит взгляд с матери на мужчину.
Ноа задумчиво вытирает рот салфеткой.
– Ну да, в каком-то смысле семья, только не связанная кровными узами.
– Да, верно. Друзья порой могут быть как семья, – добавляет Ли.
– Но доверять можно только родным. Семья – это хорошо, – говорит Мейсон.
– Все не так просто. – Ноа кладет салфетку рядом с тарелкой. – Мир не черно-белый.
– И доверять можно не только родным, – объясняет Ли.
– Значит, люди не делятся на хороших… и плохих, – заключает Мейсон.
После этого высокопарного заявления взгляд Ноа застывает. Любопытно, о чем он сейчас думает, спрашивает себя Ли.
– Да, – наконец отвечает он. – В людях хватает и того, и другого, будь то родственники или друзья. Все в этом мире неоднозначно.
– У меня почти нет друзей, – вздыхает Мейсон.
– Брось, конечно же, у тебя есть друзья, – пытается утешить Ли, у которой от его слов защемило сердце.
– Нет. Мне мало кто нравится. Разве что Ноа, Грейс и Лука.
– Ну, это уже целых три друга. У большинства и стольких нет, – фыркает Ноа и поднимает руку.
Мейсон дает ему пять и спокойно возвращается к еде – и это тот самый мальчик, что ненавидит прикосновения и так редко позволяет обнять и приласкать себя!
– Не понимаю, как у вас это получается, – Ли кладет вилку на тарелку. – Ты и Грейс единственные, кому он разрешает до себя дотрагиваться.
– Эгей, я все еще тут.
На губах Ноа мелькает улыбка.
– Мы видим, приятель. – Он переключается на Ли: – Знаешь что? Я понял одно: когда вместо воздействия сосредоточиваешься на взаимодействии, происходят настоящие чудеса.
– Хм. – Она ковыряется в тарелке. – Впервые слышу такую формулировку. Сосредоточиться не на воздействии, а на взаимодействии. Звучит неплохо.
– Тебе труднее, потому что ты его мать, но я серьезно говорю… – Ноа накрывает ее ладони своими, и сердце Ли начинает биться чаще. – Мейсон прекрасно справляется, правда. Он умнейший ребенок.
– Да, я такой. Умнейший!
Ноа добродушно закатывает глаза.
– Нужно будет запомнить, что нельзя хвалить ученика в его присутствии.
Мейсон разглядывает их руки.
– Вы поженитесь и заведете еще ребенка?
Ли выдергивает руку вопреки собственному желанию.
– Я спросил, собираетесь ли вы пожениться и завести второго ребенка?
– Нет, солнышко, – Ли нервно улыбается Ноа. – Мы не собираемся жениться. Мы просто друзья.
Последнее слово кажется предательским. Ей совсем не хочется быть с Ноа просто друзьями. Дружба – это отстой.
– Но ты ведь собираешься выйти замуж и родить мне брата или сестру? Ребенка вынашивают сорок недель, а ты уже не молодая. После тридцати пяти риск патологий значительно выше.
– Ты кто, гинеколог? – Ли чувствует, как вспыхивает ее лицо, и, извинившись, убегает на кухню за стаканом воды.
Мейсон продолжает развивать тему беременности, пересказывая пособие по сексологии. Ноа то и дело встревает, подкидывая неизвестные Мейсону факты. Они как две ходячие энциклопедии.
Ли вспоминает свою жизнь до появления сына. Вспоминает о временах, когда была беременной Мейсоном и когда он был еще крохой…
Ли полощет горло и возвращается в столовую. Прошлое в прошлом. Теперь она другой человек и больше не в ответе за ту жизнь.
Возможно, когда-нибудь она в это даже поверит.
8
Ли
– Доел, приятель? – с деланой невозмутимостью спрашивает Ли. – Ступай к себе. Успеешь до душа закончить проект. Я установлю таймер.
Бросив грязную посуду на столе, Мейсон убегает в свою комнату, где строит макет Токио. Ей надо бы окликнуть сына и велеть отнести тарелки в раковину, но она этого не делает. Вместо этого Ли устанавливает таймер на час и принимается убирать со стола. Ноа помогает чистить тарелки и ставит их в посудомоечную машину.
– Посидишь со мной немного?
– Э-э… – Ноа вновь поглядывает на часы, и Ли уже во второй раз становится любопытно, что у него за планы. – Да, конечно. Могу посидеть еще немного.
Каждой своей книгой Риа Фрай бьет в самое сердце, обнажая человеческую натуру. Совершенно иначе она смотрит на семью, брак, материнство и ставит такие вопросы, на которые страшно отвечать: можно ли не любить своего ребенка? какую роль играют биологические родители в жизни своих детей? Всем персонажам хочется сопереживать и желать лучшего, ведь глубоко в душе все мы знаем, что ситуации, о которых пишет Риа Фрай, не так далеки от реальной жизни.Эмма Таунсенд. Пять лет. Серые глаза, каштановые волосы. Пропала без вести в июне. Эмме одиноко.
Можно ли выжить в каменных джунглях без автомата в руках? Марк решает, что нельзя. Ему нужно оружие против этого тоскливого серого города…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
История детства девочки Маши, родившейся в России на стыке 80—90-х годов ХХ века, – это собирательный образ тех, чей «нежный возраст» пришелся на «лихие 90-е». Маленькая Маша – это «чистый лист» сознания. И на нем весьма непростая жизнь взрослых пишет свои «письмена», формируя Машины представления о Жизни, Времени, Стране, Истории, Любви, Боге.
Вызвать восхищение того, кем восхищаешься сам – глубинное желание каждого из нас. Это может определить всю твою последующую жизнь. Так происходит с 18-летней первокурсницей Грир Кадецки. Ее замечает знаменитая феминистка Фэйт Фрэнк – ей 63, она мудра, уверена в себе и уже прожила большую жизнь. Она видит в Грир нечто многообещающее, приглашает ее на работу, становится ее наставницей. Но со временем роли лидера и ведомой меняются…«Женские убеждения» – межпоколенческий роман о главенстве и амбициях, об эго, жертвенности и любви, о том, каково это – искать свой путь, поддержку и внутреннюю уверенность, как наполнить свою жизнь смыслом.
Маленький датский Нюкёпинг, знаменитый разве что своей сахарной свеклой и обилием грачей — городок, где когда-то «заблудилась» Вторая мировая война, последствия которой датско-немецкая семья испытывает на себе вплоть до 1970-х… Вероятно, у многих из нас — и читателей, и писателей — не раз возникало желание высказать всё, что накопилось в душе по отношению к малой родине, городу своего детства. И автор этой книги высказался — так, что равнодушных в его родном Нюкёпинге не осталось, волна возмущения прокатилась по городу.Кнуд Ромер (р.
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».