Потомок Святогора - [16]
Какой-то всадник лихо перескочил через ограду, но сбил верхнюю жердину.
— Тебе что, калитки нету? Сопляк! — ещё пуще взорвался Семён Андреевич. — Скоро князь приедет, а у меня беспорядок!
— Да ладно... Не бес...
— Я те дам «не беспокойся», черномазая твоя рожа! — грозно сверкал глазами Семён Андреевич. — Врезать бы те плёткой по нужному месту, тогда знал бы, как ограды ломать да коней губить! Вишь, — указал кнутовищем на лошадь. — Ногу поранил! А ежли в поход? Делай ограду, сучье племя! — замахнулся кнутом на приезжего.
Демьян Шумахов (это был он) отшатнулся:
— Да изделаю я щас твою ограду! Хватит кричать! Я от князя Александра Ивановича.
— И что князь? — смягчился боярин.
— Скоро сам будет.
— Ладно, встречу, — важно кивнул Семён Андреевич и, уже не так важно, добавил: — У-у-у, паршивец касожский!
Демьян привязал коня. Из оружейной избы вернулся Иван и помог младшему Шумахову починить ограду.
— Чтой-то не пойму, почему злой нонче Семён Андреевич, — удивлялся Иван.
— Да к нашему Святославу Ивановичу гости приехали, князья Олег Ростиславич Воргольский и Мстислав Михайлович Карачевский, — пояснил Демьян. — И сюды пожалуют на охоту — вот боярин и лютует. Не хочет ударить в грязь лицом. А, вона и князь Александр Иванович!
Из-за кустов матырского леса показалась небольшая дружина князя Александра.
— Всё готово к охоте, Семён Андреевич? — ещё издали закричал он.
— Готово-готово, Александр Иванович! — бросился навстречу боярин.
— Пойдём-ка в сторонку, Иван, — предложил Демьян. — Не будем мешать, понадобимся — кликнут.
Солнце уже высоко висело над макушками сосен. На небе ни облачка. Из огненного жерла светила падали жгучие лучи, от которых никли и вяли трава и листья на деревьях. Всё живое старалось спрятаться от жары, и князь, боярин и дружина ушли в лесной терем. Иван с Демьяном распахнули кафтаны и рухнули под густой куст на мягкую траву. Демьян сладко потянулся, Иван прилёг на бок, подложив кулак под щёку.
— Эх, Ванюха! — расслабленно зевнул Демьян. — Сорвалось нынче у меня сватовство. Женить меня дед собрался.
— И на ком же?
— Да прям в точку старик попал. На ком я хотел, ту и сватать будем. Марью Дымареву.
— И почему ж не посватались?
— Да разбудил меня дед, когда ишо петухи не трезвонили, начали собираться — а тут тиун[41] Святослава Ивановича заявляется. Князья, грит, из Воргола и Карачева приехали, ты, грит, шустрый, касог, будешь посыльным. Дед насчёт сватовства и прикусил язык, против тиуна Агафона не попрёшь. Вот меня сюда и прислали.
— Да не горюй, Дёмка! — махнул рукой Иван. — Хомут на шею надеть ишо успеешь. А охота седни будет знатная. С месяц назад выследил я за Матырой медведя. Матёрый зверь. Из муромских лесов, видать, припожаловал. Я все его повадки уже знаю. Поведу князей на медвежью потеху.
— Здорово! А не врёшь?
— Вот те крест! — побожился Иван. — Но огромадный зверь, с ним осторожность нужна. Это тебе не лось и даже не вепрь, чуть промажешь — вмиг задерёт. — Иван сел, почесал затылок, разгребая свалявшиеся жёлтые кудри. — А ты всё-таки счастливец, Дёмка.
— Чем это?
— Да вот на желанной девушке женишься.
— А у тя, Ванюх, такой разве нету? — удивлённо посмотрел на друга Демьян.
— Нету, Дёмка, нету.
— А Варька Прохорова?
— Не любит она меня, — отрешённо вздохнул Иван. — На Рвачова Антипа поглядывает, а меня гонит.
— Да ты что? — вскочил Демьян, уставившись на друга своими пронзительными угольными глазами. — Рвачи, они и есть Рвачи! А ты-то её любишь?
— Ишо как! Насмотреться не могу, а она за Антипом бегает.
— Ну, я этого так не оставлю! — сквозь зубы угрожающе процедил Демьян.
— Да брось, Дёмка! — Иван тоже поднялся. — Брось. Сердцу не прикажешь. Что ты ей сделаешь? Только рассмешишь.
— А ты-то что? — возмутился Демьян. — Ты-то чего спишь? Ты понахальней к ней, девки нахальных любят. Антип — нахал, вот она к нему и липнет.
— Я нахальничать не умею, — вздохнул Иван. — Я её по-настоящему люблю, и ежели не судьба — так и быть по сему.
— Ничего, Ванюх, не горюй, — ухмыльнулся Демьян. — Варвара подруга моей Маньке, через неё мы стезю и наладим...
— Эй! Демьян! — услышали друзья голос боярина.
Дёмка оглянулся как ошпаренный.
— Я!
— Скачи на Воронеж, — скомандовал Семён Андреевич. — Передай Святославу Ивановичу, что всё готово, можно приглашать гостей.
Демьян в одно мгновенье взлетел на коня, свистнул — и с ходу в намёт. И снова через ограду, но на этот раз не зацепив за перекладину даже кончиком копыта. Пригнувшись к холке, крикнул:
— Не горюй, Ванька, Варька будет наша!
— Вот зараза! — выругался Семён Андреевич. — Опять чуть забор не свернул. Иван! Какую это Варьку вы собрались выкрадать? А-а-а, — махнул он рукой, — мне-то что. Сбегай, пока делать нечего, дров подколи, мало, кажись. Да обсмотри рогатины получше, и, можа, стрелы ишо нужны.
Хотя всего и запасено было в достатке, Семён Андреевич перестраховывался, чтоб не было потом неприятностей.
А Демьян, растрепав на ветру смоляные кудри, гнал коня вперёд. Вот и брод через Воронеж. На другом берегу девушки полоскали бельё, колотя его вальками. Демьян переплыл реку и дал несколько кругов, обдав девок водопадом брызг из-под копыт.
Окраинная Русь и Дикое Поле в огне — восставшие князья Александр Липецкий и Даниил Воронежский ведут неравную борьбу с туменами Золотой Орды. В лесах и степях Черлёного Яра пересекаются стежки бояр и рядовых дружинников, татарских баскаков и новгородских купцов, вольных мстителей-казмаков и отчаянных речных душегубов-ушкуйников. Многие герои — исторические личности: хан Телебуга, темник Ногай, баскак Ахмат, богатыри-разбойники, этакие русские Робин Гуды. Яркие персонажи, динамичное действие, многоцветная мозаика самых разных событий, сплетение сюжетных линий, от политических до любовных, колоритные батальные сцены — всё это держит читателя в напряжении от начала и до конца повествования. Книга адресована всем, кто любит историю, кому не безразлично прошлое, а значит и настоящее, и будущее нашей Родины.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.
В книге описана жизнь деревенской общины в Норвегии, где примерно 70 человек, по обычным меркам называемых «умственно отсталыми», и столько же «нормальных» объединились в семьи и стараются создать осмысленную совместную жизнь. Если пожить в таком сообществе несколько месяцев, как это сделал Нильс Кристи, или даже половину жизни, чувствуешь исцеляющую человечность, отторгнутую нашим вечно занятым, зацикленным на коммерции миром.Тот, кто в наше односторонне интеллектуальное время почитает «Идиота» Достоевского, того не может не тронуть прекрасное, полное любви описание князя Мышкина.
Имя Карела Полачека (1892–1944), чешского писателя погибшего в одном из гитлеровских концентрационных лагерей, обычно ставят сразу вслед за именами Ярослава Гашека и Карела Чапека. В этом тройном созвездии чешских классиков комического Гашек был прежде всего сатириком, Чапек — юмористом, Полачек в качестве художественного скальпеля чаще всего использовал иронию. Центральная тема его творчества — ироническое изображение мещанства, в частности — еврейского.Несмотря на то, что действие романа «Дом на городской окраине» (1928) происходит в 20-е годы минувшего века, российский читатель встретит здесь ситуации, знакомые ему по нашим дням.
Сон, даже вещий, далеко не всегда становится явью. И чтобы Сокол поразил Гепарда, нужны усилия многих людей и мудрость ведуна, способного предвидеть будущее.Боярин Драгутин, прозванный Шатуном, делает свой выбор. Имя его избранника – Воислав Рерик. Именно он, Варяжский Сокол, должен пройти по Калиновому мосту, дабы вселить уверенность в сердца славян и доказать хазарскому кагану, что правда, завещанная богами, выше закона, начертанного рукой тирана.
В течение сорока лет Элис Бабетт Токлас была верной подругой и помощницей писательницы Гертруды Стайн. Неординарная, образованная Элис, оставаясь в тени, была духовным и литературным советчиком писательницы, оказалась незаменимой как в будничной домашней работе, так и в роли литературного секретаря, помогая печатать рукописи и управляясь с многочисленными посетителями. После смерти Стайн Элис посвятила оставшуюся часть жизни исполнению пожеланий подруги, включая публикации ее произведений и сохранения ценной коллекции работ любимых художников — Пикассо, Гриса и других.