Потомок Одина - [157]
– Он вырубил портрет Всевидящего в Эльверуа. Что он сказал?
– Боюсь, он не такой, каким ты его помнишь. Если, конечно, он не всегда нёс чушь. Он сказал, древа больше нет. Старик бушевал, как малое дитя, когда мы захотели уничтожить круг на Бромфьелле. В таком случае мы никогда не сможем сдержать их, сказал он. Сорванную дверь невозможно запереть, да. Мы проголосовали, и большинство решило послушать его.
– Голосование? Что ты имеешь в виду?
– Весь Равнхов. Путём поднятия рук. Вопрос ведь заключался в том, следует ли принести жертвы сегодня, чтобы спасти всех завтра.
Ример не мог поверить в услышанное. Что они сделали? Собрали каждую живую душу в городе и задали ей вопрос? Эйрик не заметил его удивления, он продолжал говорить:
– Камнерез думает, что есть только один способ остановить их. Необходимо вернуть девочку домой. Туда, откуда она явилась.
– Нет! – Ример не желал слушать. Это неправильное решение. Это малодушное решение. Решение, которое нанесёт вред невинному. – Существует иной способ, Эйрик. Смерть Урда Ванфаринна. Это его слеповство. Это он привёл их сюда. Без него они не смогут найти дорогу.
– Ты уверен?
Ример закрыл глаза.
– Нет. Нет, я не уверен. Но мы должны действовать так, будто я уверен. Мы не можем требовать от Хирки, чтобы она убралась из Имланда. Даже если Хлосниан знает, как это сделать, – это не выход. Никто не знает, откуда она явилась и куда идёт! Это по другую сторону! В прямом смысле! Вы с тем же успехом можете сжечь её заживо.
Эйрик снова почесал плечо.
– Это решение принимать не нам. Ей.
Ример ещё раз взглянул на слепого. Урод. Не потому, что он настолько отличается от него самого, а потому, что до ужаса похож на него. Никто не знает, откуда они приходят или сколько их.
– Как они убивают?
– Мы не знаем.
– Как часто?
– Этого мы тоже не знаем. Мы думаем, они прибывают партиями и снова уходят спустя несколько поворотов песочных часов. В двух местах мы не обнаружили ничего кроме пепла, но это потому, что имлинги сожгли и дома, и трупы, когда обнаружили убитых. Если бы ты видел убитых, ты бы не стал осуждать их. Мы слышали похожие истории из других мест. Так что мы думаем, что эти двое отстали от… стада.
– Изгои?
– Либо изгои, либо чересчур ретивые. Забежали слишком далеко и пропустили повозку, идущую домой, – Эйрик рассмеялся, но смех его был нервным. Довольно неприятно слышать подобный звук от такого крупного мужчины.
– Идём, Ример. Ты ещё не завтракал, а ведь ты долгие дни жил, питаясь каплями слепосусла, которыми тебя поила девчонка.
Ример различил тепло в его голосе, хотя Эйрик и обидел сусло, поддержавшее жизнь в том, у кого не хватило ума прикрыть свою спину. И только сейчас Ример понял, что сосущее ощущение в животе – это голод, а не отголоски сна и болезни.
Они вышли из трещины в леднике и направились ко двору хёвдинга. Оставлять слепого на леднике казалось неестественным. Ненормальным. И небезопасным.
– Разве можно просто держать его там? – спросил Ример.
– А что с ним ещё делать? Сжечь слепца?
Слово пробежало по спине Римера. Слепец… Будто он говорит о какой-то будничной неприятности. О крысах. Или насекомых. Ример остановился.
– Они могут быть источником болезней. Или ещё хуже: что, если кто-то из города забредёт сюда и увидит его? Начнётся паника!
– Ты действительно вырос в Маннфалле, тень. Ты хочешь сказать, нам надо спрятать его от имлингов?
– Я бы сказал…
Эйрик повернулся к Римеру:
– Вряд ли в Равнхове найдётся хоть один имлинг, который уже не побывал здесь. Они видели его. Все.
Два вождя в Равнхове
Хирка настежь распахнула дверь и ворвалась в высокий зал. Она огляделась по сторонам. Зал показался ей не таким большим, как в прошлый раз. Видимо, дело в Маннфалле и во всём, что она увидела там. Но зал был таким же красивым. Два ряда бревенчатых опор, несущих крышу. Каждая из них настолько велика, что за ней можно полностью спрятаться. Очаги у коротких стен, в которых можно поместиться, стоя в полный рост. Открытый второй этаж – внутренний балкон по всему периметру помещения.
Но имелось и кое-что новое. Каменные скульптуры заполнили целый угол под лестницей и стали выползать в зал. Кто-то сжалился над самыми маленькими фигурками и расставил их по длинным столам. Неуместные белые статуэтки. Хирка улыбнулась при мысли о Уннгонне, которая, несмотря на связку ключей на поясе, не смогла найти места для бесперебойного производства Хлосниана.
Где же он?
Внезапно раздавшийся звук зубила раскрыл местоположение камнереза. Нерождённая скульптура. Глыба была настолько высока, что Хлосниан стоял на лестнице спиной к Хирке и вырезал что-то на самой верхней её части. Красная мантия с момента их последней встречи выгорела ещё больше. Хирка догадывалась, что, когда он явился в Равнхов, мантию для стирки пришлось отбирать у него силой. Она подошла поближе, чтобы посмотреть, чем он занят. Хлосниан проделал борозды по всему камню, и тот стал похож на гигантскую линейку. Она улыбнулась.
– Ты перестал вырезать деревья, Хлосниан?
Хлосниан, не поворачиваясь, хмыкнул, она подошла ближе. Он повернулся, опустил скрюченную руку ей на плечо, но не ответил и больше ничего не сделал. Рука его лежала неподвижно. Потом он собрался с мыслями и попросил её присесть. Хирка убрала со ступенек лестницы деревянную чарку, чашку и пустую бутылку из-под вина и уселась немного выше него. Он указал на одно из каменных деревьев, которое стояло на длинном столе.
