Потомок Каина - [13]

Розыск преступника начался в полной тайне, с небывалой для деревни тщательностью. Мацукава даже пообещал щедрое вознаграждение. И хотя напасть на след виновного не удавалось, все подозревали Хироока. Разве не он твердил, будто Касаи убил его ребёнка? А из-за кого, как не из-за дочери Касяи лошадь Хироока сломала ноги? Было уже около десяти вечера, когда кузнец привёл лошадь к Хироока, а тот всё не возвращался. И в деревне никто его не видел. Он даже не зашёл в игорный дом. Словом, все факты были против Нинъэмона, однако прямых доказательств его виновности не нашли.

Прошло лето. Наступило время уборки, и снова зарядили дожди. Негде было сушить зерно, и урожай, доставшийся таким трудом, обречён был на гибель. Арендаторы пришли было в контору просить о снижении арендной платы, но их и слушать никто не стал. Арендную плату удержали из тех денег, которые им причитались за проданный овёс. Где уж тут было думать о семенах на следующую весну, если многие крестьяне не могли даже запастись пропитанием на зиму.

Один лишь Нинъэмон не внёс ни гроша в счёт арендной платы. Буквально ни гроша, не говоря уже о том, что он нарушил договор с конторой о продаже овса. Напрасно уговаривал его управляющий заплатить хоть немного, Нинъэмон ни в какую не соглашался. Тогда управляющий пригрозил наложить арест на имущество Нинъэмона. Но и к этому Нинъэмон отнёсся спокойно, даже пренебрежительно. Какой там арест? На что его накладывать? Ведь даже плата за хижину ещё не внесена в контору. Нинъэмон это хорошо понимал. В качестве крайней меры контора потребовала выселить Нинъэмона, хотя терпела на этом некоторый убыток. Однако Нинъэмон и не думал двигаться с места. Торговцы, которых он надул, и прежде всего хлеботорговец, тщетно старались получить с него хотя бы проценты, о самом долге и речи быть не могло.

7

Само слово Долговязый наводило теперь страх на жителей деревни. Едва завидев Нинъэмона, они спешили поскорее спрятаться. Даже Кавамори и тот перестал покровительствовать своему родственнику и присоединился к тем, кто требовал его выселения. Ни в городе, ни в деревне не нашлось человека, который дал бы Нинъэмону взаймы. Сато, муж и жена, не раз ходили в контору и грозились уехать, если Нинъэмона немедленно не прогонят. Даже полицейский старался держаться подальше от Нинъэмона и ото всего, что его касалось. Никто больше не сомневался в том, что дочь Касаи изнасиловал Нинъэмон. Что бы ни случилось в деревне, всё теперь приписывали Нинъэмону.

Однако Нинъэмон держался стойко и невозмутимо. Судя по всему, он не собирался пока расставаться со своими мечтами. В одном лишь он раскаивался, что увлёкся азартной игрой. Если не прикасаться к картам, работать так же усердно, как сейчас, и так же ловко, как в нынешнем году, сбывать урожай — то за три-четыре года можно будет сколотить приличную сумму.

Он ещё покажет себя… С такими мыслями встретил он зиму.

Но не успевал Нинъэмон справиться с одной бедой, как приходила другая. Пищи у него, пожалуй, хватило бы на зиму, а вот денег он не припас ни гроша. Лошадь после скачек совсем захирела. Можно бы отправиться на заработки, но за это время жену его наверняка выгонят из хижины. Она у него робкая, забитая. А дома ему делать нечего. Семена на будущий год и то не на что купить.

С утра до вечера просиживал Нинъэмон у очага, одолеваемый невесёлыми думами, тупо уставившись на искалеченную лошадь. Так шли дни.

Сато да и другие арендаторы, которых Нинъэмон глубоко презирал, встретили зиму без особых забот, хотя из них безжалостно выжимали арендную плату и они сильно задолжали ростовщикам. Все приготовились к зиме. Несмотря на нужду, крестьяне помогали друг другу, изредка даже устраивали скудные угощения. И только одного Нинъэмона все считали врагом.

Между тем зима, нимало не заботясь о людях, вступала в свои права. С молочно-белого, словно затянутого снежной пеленой неба, не переставая, падали крупные хлопья. И поля, молчаливые свидетели бесславного поражения человека, и леса — владения природы, торжествующей победу, — всё было погребено под снегом. Случалось, что за ночь снегу прибавлялось на целых полметра. Только хижины да деревья чернели на белоснежном фоне земли и неба.

В один из таких дней Нинъэмон, увязая по колено в сугробах, отправился в контору. Он попросил было, чтобы у него купили лошадь, пусть за какую угодно цену, но управляющий в ответ расхохотался: безногая лошадь это всё равно что машина, пожирающая деньги. Тут он, в свою очередь, потребовал от Нинъэмона, чтобы тот немедленно убрался из хижины, так как на его место есть другой арендатор. Если же Нинъэмон будет упорствовать, с ним не станут церемониться, как это было до сих пор, вызовут полицейских из Куттяна, если окажется недостаточно одного местного, и вышвырнут его как собаку. «Так что имей это в виду!» — пригрозил управляющий. Слова управляющего привели Нинъэмона в ярость. «Ну, это мы ещё посмотрим!» — бросил он и пошёл домой.

«Машина, пожирающая деньги!» Так оно и есть. Он раскаивался теперь в том, что из жалости не прикончил лошадь сразу. Нинъэмон вывел лошадь на снег. Как жеребёнок-сосунок, она мягко тыкалась мордой в руки хозяина. Нинъэмон хотел ударить её топором между глаз, но это было выше его сил. Так он и вернулся в хижину вместе с лошадью.