Потомки Нэнуни - [3]

За два лета их лодка «Надежда» под парусом и на веслах обошла Ингоду, Онон, Шилку, Аргунь и спустилась по Амуру до устья Уссури. Здесь, в станице Козакевичево, встретили новый, 1874 год, провели вместе последнюю зиму. Собранные за два года образцы горных пород, препарированные экспонаты рыб, зверей, птиц, насекомых, пронумерованные и описанные, отправлены со встречными пароходами в Иркутск.

Именно сюда, в станицу Козакевичево, приехал управляющий прииском на острове Аскольд в Японском море ссыльный поляк Чаплеевский. Он получил разрешение вернуться на родину и искал себе замену. Описывал бесценную флору и фауну острова, полную самостоятельность управляющего, «министерское» жалование. Дыбовский рекомендовал пана Михала, и тот без колебаний принял предложение. Из военного поста Владивосток, где он подписал контракт с хозяином прииска Кустером, Янковский уплыл на Аскольд на шхуне «Морская корова» известного китобоя, вольного шкипера Фридольфа Гека.

Новый управляющий взялся круто. Отвоевал у моря богатую россыпь, увеличил добычу. Организовал добро вольное охотничье общество, запретил отстрел исчезающих пятнистых оленей. Завез и развел на острове фазанов. Ликвидировал замаскировавшихся под рабочих бандитов-хунхузов, которые воровали золото и выбивали оленей ради драгоценных пантов.

За три года Янковский собрал и отправил в Петербург, Варшаву, Францию и Германию огромное количество бабочек и птиц. Открытым для науки подвидам было присвоено его имя. Оно стало широко известным среди всех энтомологов и орнитологов, во всех музеях и частных коллекциях Европы.

Добыча золота росла. Кустер предложил перезаключить контракт на еще более выгодных условиях…

Янковский посмотрел на свою лошадку, усмехнулся с бороду: как ни странно, но вот ради кого он хочет пожертвовать теперешним своим благополучием. Потомок рейтар, сын многих поколений лошадников, он давно вынашивал мысль, которая лишь теперь может стать реальностью. Дальнему Востоку нужна своя лошадь. Ее фактически нет. Те крошки — пони, которых приводят из Китая и Кореи, не способны решить транспортных проблем: тащить тяжелую телегу, а тем более пушку; служить кавалерии; тянуть плуг переселенца-хлебороба. Привозные, из России и Европы, не могут как следует акклиматизироваться в здешнем влажном климате, чахнут и гибнут. Только путем скрещивания местной азиатской и пришлой европейской пород можно добиться того, что конь смешанных кровей будет надежно служить человеку на этой далекой окраине.

Михаил Иванович прищурил чуть раскосые карие глаза: заглянуть бы, что будет здесь через три, пять, десять лет? Скорей всего, вот под этой с игрушечными скалами горкой должны встать его дом и службы будущей заимки. Отсюда рукой подать до удобной восточной гавани, что смотрит прямо в Амурский залив, на Владивосток. Да, выбор сделан.

Через несколько дней Михаил Иванович уже направлялся в приемную адмирала Эрдмана, военного губернатора Приморской области.

У ГУБЕРНАТОРА

Встав, как обычно, в шесть, Михаил Иванович напился чаю, привел себя в порядок, неторопливо прошелся по берегу Золотого Рога и поднялся на еще не мощенную тогда главную улицу — Светланскую.

Он третий год знал Владивосток. Этот далекий форпост Российской империи рос и развивался на глазах, но статуса города еще не получил. В жизнь небольшого порта заметное оживление вносили предприимчивые заморские купцы, мелкие торговцы, всякого рода скупщики и перекупщики, артели сезонных рабочих и старателей.

Вдоль причала — одна к одной — лепились тупоносые плоскодонные шаланды. По переброшенным на берег узким и гибким сходням, балансируя, бегали неутомимые грузчики. Одни грузили на джонки тюки с сушеной морской капустой и вяленой рыбой, другие выносили на берег привезенные товары. На базаре шла оживленная торговля. Завидев остановившегося прохожего, торговцы махали руками, предлагали сладости и фрукты, свою водку и табак, шелка и посуду, рис и птицу. Скупали и увозили морскую капусту, рыбу и трепангов, шкурки соболя, панты и женьшень, самые пронырливые — тайком — золото. Все корейцы были одеты в белое, китайцы — синее. Холостые носили длинные черные косы.

Михаил Иванович шел вдоль редкой цепочки деревянных домов, среди которых заметно выделялись несколько каменных и кирпичных казенных зданий и домов первых владивостокских купцов: Чурина, Кунста, Семенова, Шевелева. Золотилась куполами Успенская церковь. Портовые постройки и азиатские фанзы на окраине отражались в голубом зеркале бухты Золотой Рог. А на протянувшейся среди зеленых холмов одной из красивейших гаваней мира стояли на якорях двух- и трехмачтовые парусники — фрегаты, корветы, шхуны — с мощными бугшпритами, высокими мачтами, длинными реями.

То были годы, когда на поверхность этой бухты еще опускались на отдых белоснежные стаи лебедей, когда, видимые невооруженным глазом, в соседнем Амурском заливе пускали фонтаны громады киты. Когда, не давая уснуть бедным жителям окраин, заливались ощетинившиеся от страха собаки, а тигр уносил с поста часового, оставив «на память» начальству полушубок и берданку. И совсем недавно среди бела дня в центре города вышла на берег переплывшая Золотой Рог тигрица…