Потомки - [23]

— Мы не уйдем, пока со мной не случится что-нибудь смешное, грустное или ужасное, — заявляет Скотти.

— Я с тебя глаз не спущу.

— Не-ет!

— Да-а-а. Я не буду тебе мешать, а ты, будь любезна, играй где-нибудь поблизости.

— Так нечестно. Это неинтересно, — говорит Скотти, оглядываясь по сторонам.

— А ты представь себе, что меня нет, — говорю я. — Хватит, Скотти, это не обсуждается! К тому же все твои приятели все равно в школе.

Вернуть бы ее в школу. Мне нужно работать, ей — учиться. Не знаю, зачем я притащил ее сюда, а теперь не отпускаю ни на шаг.

Скотти показывает на столики, стоящие по периметру террасы, и говорит, что я мог бы посидеть здесь. За одним столом сидят три леди и играют в карты. Мне они нравятся. Им лет по восемьдесят, на всех юбочки для тенниса, хотя вряд ли они до сих пор играют в теннис.

Скотти направляется к бару. Бармен Джерри кивает мне. Я смотрю, как Скотти забирается на барный табурет и Джерри начинает готовить для нее безалкогольный дайкири, затем дает попробовать напитки собственного изобретения. «С гуайявой вкусно, — слышу я голос Скотти, — а от лайма у меня щиплет в горле».

Я читаю газету, которую одолжил у одной из дам. Я пересел за столик поближе к бару, чтобы видеть и слышать все, что там происходит.

— Как мама? — спрашивает Джерри.

— Все еще спит, — отвечает Скотти, ерзая на табурете. Она не достает ногами до металлической перекладины, поэтому подтягивает их под себя и так и сидит, с трудом удерживая равновесие.

— Ладно, передавай ей привет. Скажи, что мы ее ждем.

Скотти о чем-то задумывается.

— Я с ней не общаюсь, — к моему удивлению, честно отвечает она.

Джерри добавляет в ее бокал взбитые сливки. Скотти делает глоток дайкири и чешет голову. Потом еще раз. Устраивается поудобнее. Делает снимок Джерри и начинает напевать: «Все меня любят, а муженек нет. Что мне теперь делать? Плесни-ка мне „Куэрво Голд“, Джерри-беби».

Джерри демонстративно гремит бутылками.

Сколько раз Джоани пела здесь эту песенку? Вероятно, так она заказывала себе текилу.

— «Плесни мне еще чуток!» — голосит Скотти, окончательно войдя в роль своей матери. Нужно спасать Джерри, но я этого не делаю. Пусть сам разбирается.

— А еще какие песни ты любишь? — спрашивает он. — Спой что-нибудь еще.

Я разглядываю потолок, где вентиляторы с шумом гоняют воздух. Солнечные лучи подпекают мне правый бок, и я немного отодвигаюсь в сторону. Я пытаюсь вникнуть в статью, которую читаю. Она называется «Вот как поступают дети из школы Крейтон Коширо». В ней рассказывается о гавайских детях — тех, в ком живет алоха, дух истинного гавайца, кто хорошо учится и кто совершил что-нибудь необыкновенное — скажем, проскакал марафонскую дистанцию на одной ноге или отдал все свои накопления в фонд помощи девочкам Зимбабве. Вся эта показуха противна не меньше, чем хвастливые надписи на бампере какого-нибудь роскошного авто, что в нем, видите ли, едет круглый отличник. Надеюсь, мои девочки никогда не станут похожими на «детей из школы Крейтон Коширо».

Я слышу голос Скотти и опускаю газету. Девчонка сидит на табурете и, вывернув шею, любуется на свой зад. Вихляя задом, Скотти напевает: «Мне нравится одна красавица, ох и жирная у нее задница».

Так, с меня хватит. Я откладываю газету и хочу встать, но тут замечаю, что к бару подходит Трой. Высокий, величественный, золотоволосый Трой. Я быстро разворачиваю газету и прячусь за ней. Моя дочь внезапно замолкает. При виде Троя желание дурачиться у нее сразу пропало. Уверен, что когда он ее заметил, то хотел уйти, но было уже поздно.

— Привет, Скотти, — слышу я его голос. — Хорошо выглядишь.

— Ты тоже, — отвечает она, но ее голос звучит как-то странно. Я почти его не узнаю. — Улыбнись, — говорит Скотти, и я слышу щелчок фотокамеры.

— Э-э… спасибо, Скотти.

«Э-э… спасибо, Скотти». Трой — тугодум. Когда-то его прадедушка изобрел магазинную тележку, так что теперь Трой занят лишь тем, что спит с разными женщинами, и по вине этого бездельника моя жена в коме. Конечно, он не нарочно, но она в больнице, а он цел. В тот день Джоани и Трой участвовали в ежегодных гонках. Они выступали на сорокафутовом катамаране «Скейтер», к тому же Джоани была единственной женщиной в том заезде. Трой рассказывал мне, что на восьмом круге они сели на хвост другому катеру, и Трой решил вырваться вперед. Увидев, что подошел слишком близко и катера сейчас столкнутся, он резко взял влево.

— В каком смысле ты «решил вырваться вперед»? — спросил я Троя.

— Я был за штурвалом, — ответил он. — Джоани сидела у движка. Я хотел сам вести катер.

Пройдя отметку «одна миля», Трой опять попытался обогнать другой катер, но встал боком к волне, катер мгновенно накренился, и Джоани выбросило за борт. Когда спасатели достали ее из воды, она не дышала. Трой, которого доставили на берег, без конца повторял: «Волна. Была большая волна». За штурвалом он сидел впервые. Обычно катером всегда управляла Джоани.

— Ты к ней ходил? — спрашивает Скотти.

— Да. Там был твой папа.

— Что ты ей сказал?

— Сказал, что с катером все в порядке и что он ее ждет. Сказал, что она очень храбрая.

Неандерталец чертов! Ненавижу тех, кто восхищается чьей-то храбростью, когда человек еле-еле выжил. Джоани таких тоже терпеть не может.