Потом наступит тишина - [36]

Установить, кем была мать Олевича, казалось теперь майору — впрочем, по не совсем понятным причинам — исключительно важным. Но чем это поможет парню? А вдруг окажется, что виновен?

Нет, Свентовец в это не верил. Он всегда был упрямым, лез на рожон, пытался прошибить стену лбом, даже если разбивал его в кровь.

Прибыв в полк, он сразу же зашел к Крыцкому. Командир был не в духе. Утром его заместитель по тылу доложил, что партию обуви, которую им обещали прислать, они не получат. Сразу же после этого позвонил начальник штаба дивизии и потребовал еще раз представить ему более подробную информацию о гибели Котвы и принятых мерах. «Есть сигналы, — заявил он, — что у вас в полку не все в порядке. Дисциплина хромает, план учебы не выполнен, а людей отправляете на такие ответственные акции».

Когда майор вошел, Крыцкий принял его на этот раз официально. Он любил Свентовца, доверял ему; знал, что тот не обладает необходимыми военными знаниями, но впоследствии видел в нем — научится, не боги горшки обжигают, — свою смену на посту командира полка. А пока дела в батальоне Свентовца неважные, и старый солдатский опыт подсказывал полковнику, что поблажек в таких случаях допускать нельзя. Его самого, кстати, тоже не гладят по головке.

Поэтому он сразу же выложил все претензии к батальону, начав с сакраментальной фразы, которую любил употреблять начальник штаба дивизии: «Есть сигналы…» Допустил до развала дисциплины, появились даже враждебные настроения, доказательством чего является история с Олевичем, и вообще в батальоне творится черт знает что.

Свентовец не прореагировал. Тихим голосом доказывал свое, не обращая внимания на гнев командира. Говорил, что арест Олевича считает опрометчивым шагом, что в первую очередь он, Свентовец, отвечает за батальон, что он сумеет воспитать людей, только не надо ему в этом мешать.

Крыцкий внимательно посмотрел на него. Конечно, с Олевичем могла произойти и ошибка, но надо пресекать все разговоры на эту тему. Выразил даже удивление:

— А вы чего хотели? Бандиты убили вашего офицера, а вы занимаете какую-то оппортунистическую позицию. А об Олевиче не переживайте. Если допущена ошибка, то его выпустят. Следите лучше за тем, чтобы в батальоне не было больше случаев дезертирства.

— Не будет.

— А то голову оторву! — добавил он грозно. — Так и передайте офицерам. — Потом вздохнул, лицо его смягчилось, и сказал уже обычным тоном: — Садитесь, Свентовец.

Третий визит в Боровицу

1

После десяти лет разлуки и ожиданий ни Векляр, ни Марта не обратили внимания на необычность того факта, что наконец-то они вместе, сидят рядом в просторном кабинете, вопреки всему тому, что повлекло за собой их разлуку. Генерал, вспоминая потом первые часы после возвращения жены, именно в том, как они прошли, пытался найти причины наступивших затем событий, доставивших ему немало страданий. В нем не произошло никаких перемен, он был абсолютно уверен в этом: он тосковал по Марте, хоть и редко позволял себе думать о ней, никакая другая женщина не заняла ее место на протяжении всех этих десяти лет. Ему казалось, что, если он встретит когда-нибудь Марту, их любовь вернется, в этом он нисколько не сомневался. Он даже не удивился, что Марта так мало изменилась, хотя, конечно, на ней сказались и тюрьма, и годы оккупации — она немного постарела, морщинки вокруг рта придали ее лицу незнакомое выражение строгости, а улыбка стала грустной. Но жесты, наклон головы, прищур чуть раскосых глаз — во всем этом он легко узнавал прежнюю Марту. Он с удовлетворением отметил, что но-прежнему любит ее. Но одновременно с радостью встречи, еще до того, как он успел обменяться с ней несколькими фразами и выяснить, что оба ничего не знают о судьбе Стефана, появилось и беспокойство.

Марта рассматривала его лицо, мундир, сапоги; ее взгляд скользил по нему равнодушно — он понял это позже, вспоминая тот проведенный с ней вместе вечер. Его все время не покидало сознание своей неуклюжести, как будто он только теперь заметил, что походка у него нескладная, лицо квадратное; свои большие волосатые руки он просто не знал куда девать. Он не сомневался, что Марта смотрела на него не как жена на мужа после долгих лет разлуки. И главным виновником этого генерал считал Пстроньского, проявившего непростительное отсутствие всякого такта и приличия. Тому следовало бы встать и уйти, а не торчать в кабинете, придавая их встрече какую-то скованность, от которой они позже так и не сумели избавиться. Конечно, и Марта была в какой-то степени виновата. Она вела себя так, будто присутствие полковника было вполне естественным. Поздоровалась с обоими, не выделяя особо никого из них. А когда генерал многозначительно намекнул, что она, наверное, устала и ей надо отдохнуть, Марта недовольно промолчала. Векляр считал, что они еще успеют поговорить, теперь времени у них достаточно, но Марта сразу же начала рассказывать в присутствии Пстроньского о своей жизни в период оккупации, начав свой рассказ с середины, совершенно не учитывая, что только полковнику известно о том, что происходило с ней до этого.