Потом наступит тишина - [24]

Шрифт
Интервал

Тадек медленно направился к калитке. Первым протянул Олевичу руку. «Люди, — сказал он, — встречаются иногда неожиданно. Ну как поживаешь, подпоручник народного Войска Польского?» Олевич промолчал. «Заходи в хату или уходи, неудобно разговаривать на улице». «Что ты здесь делаешь?» — обрел наконец способность говорить Стефан. «Что я здесь делаю? Для тебя же будет лучше, если я тебе не скажу. Ну, брата навещал. Тебе этого достаточно? Так зайдешь?» — «Нет». «Как хочешь. Мы с тобой давнишние друзья. — Голос Тадека немного смягчился. — Жаль, что не хочешь поговорить со мной. Может быть, когда-нибудь и захочешь. На всякий случай, думаю, тебе не надо напоминать, что ты меня не видел. И того тоже. И вообще тебя здесь не было. Ну, прощай, браток…»

Олевич молча повернулся и зашагал прочь.

«Отличный парень!» Стефан услышал, как Тадек рассмеялся ему вдогонку, но он уже не видел выражения его лица.

Отличный парень! Может, надо было остаться? Его охватила злость, какую он давно не испытывал. Почему именно он должен решать? Впрочем, откуда ему известно, что Тадек и Бенда… Да не обманывай самого себя! Все ясно и так. Но ведь этот Бенда еще сопляк и глупый…

Миновал проходную. Возле землянок в ожидании ужина сидели бойцы. Когда он подошел к своей роте, то увидел Бенду. Его угощал табаком Кутрына, к которому Олевич никогда не имел доверия.

4

Во время обеда офицер контрразведки полка поручник Леоняк подошел к Кутрыне и попросил его зайти к нему вечером. Он жил в избе за деревней, отгороженной от дороги высокими деревьями; окна его дома были тщательно завешены.

Когда Болек постучал, дверь открыл ординарец Леоняка и, ни о чем не спрашивая, провел его на кухню. На печке в большом горшке варились макароны.

— Садись и жди.

Стоявший на столе будильник отсчитывал минуты, в печке весело потрескивал огонь. Ординарец снял с печи горшок и ложкой переложил макароны в тарелку. Затем сел, поставил тарелку на колени и начал осторожно есть, не обращая внимания на Кутрыну. У Болека потекли слюнки. Он помнил вкус макарон с того времени, когда ел их дома как гарнир к жаркому, мать любила макароны, особенно запеченные с ветчиной, хотя отчим при виде их всегда морщился.

— Долго еще ждать?

— Столько, сколько надо.

Спустя некоторое время он услышал: «Заходи».

Вошел в небольшую чистенькую комнату, над застеленной кроватью висели образа, а на накрытом белой скатертью столе лежали несколько листов бумаги и очиненные карандаши.

— Товарищ поручник…

Невысокого роста, худой, с узким лицом, изуродованным тянущимся через всю щеку шрамом, Леоняк сидел на стуле, в форме, с пистолетом на ремне, как будто бы собрался куда-то уходить.

— Садитесь!

Кутрына сел и вопрошающе посмотрел на офицера.

Лицо у Леоняка было усталым, большая кровавая полоса выделялась на щеке.

— Ну что ж, — промолвил он наконец, — рассказывайте…

— А что рассказывать-то?

— Что? — Леоняк на минуту задумался. — Ну, начните с биографии.

Кутрына коротко изложил ее, чуть подробнее описал свое пребывание в партизанском отряде, подчеркнув, что, несмотря на неоднократное участие в операциях, не получил повышения. Заявил без лишнего пафоса, что является сторонником нынешней власти, которую считает лучшей для народа, еще не полностью освобожденного от страшной оккупации. Леоняк слушал не перебивая. Когда Болек закончил, он пододвинул ему пару листов бумаги и карандаш:

— А теперь напишите все, что вы только что мне рассказали.

Кутрына с трудом держал карандаш, как будто бы отвык писать. Буквы получались кривыми, слова неразборчивыми.

— Пишите быстрее. — В голосе Леоняка не было злости. Он оперся локтями о стол, закрыл глава.

Кутрына подумал, что он спит, забыв про допрос. Снова начал писать, а когда закончил, то увидел, что офицер внимательно разглядывает его.

— Подпишите. — Быстро прочитал протянутые ему листы бумаги, бросил их на стол. — Почему лжете?

— Я лгу? Да я…

— Лжете. Отца отправили в гетто, мать тоже, а вас что же — немцы не тронули?

— Мой отчим…

— Отвечайте на вопросы. Когда вас вызывали в гестапо, что потребовали взамен, оставляя в покое?

— Я же не еврей.

— Так кто же вас вызывал?

— Я был у старосты, показал ему метрику…

— Значит, признаете, — перебил его Леоняк, — что были в немецкой управе, по-вашему, у старосты. Хорошо, достаточно. — Умолк на минуту. — А теперь расскажите об аковском заговоре.

Кутрына рассказал, подчеркнув, что то, что услышал, передал Лекшу. Больше ничего не знает.

— Кто велел вам пойти к Лекшу?

— Я сам…

— А у майора Свентовца были?

— Нет.

— И утверждаете, что никто не заметил вашего, так сказать, участия в этом разговоре…

Кутрына на минуту смутился, но Леоняк не заметил этого.

— Никто.

— Ну хорошо. Садитесь рядом со мной.

Кутрына подошел к стулу, который стоял по ту сторону стола.

— Курите?

— Да! — Он с жадностью затянулся табачным дымом.

— Послушайте, Кутрына, мы знаем о вас многое. И кроме того, видим, что вы с нами не совсем откровенны… Но мы готовы обо всем забыть, если люди хотят нам искренне помочь. Понимаете?

— Понимаю.

— Помогать — это значит бороться с нашими врагами, с врагами Войска Польского. Закуривайте еще. — Офицер сиял ремень и бросил его на кровать: — А теперь поговорим по душам…


Еще от автора Збигнев Сафьян
Грабители

Успех детектива вообще — это всегда успех его главного героя. И вот парадокс — идет время, меняются методы розыска, в раскрытии преступления на смену сыщикам-одиночкам приходят оснащенные самой совершенной техникой группы специалистов, а писательские и читательские симпатии и по сей день отданы сыщикам-самородкам. Успех повести «Грабители» предопределен тем, что автору удалось создать очень симпатичный неординарный образ главного героя — милицейского сыщика Станислава Кортеля. Герой Збигнева Сафьяна, двадцать пять лет отдал милиции, ему нравится живое дело, и, занимаясь поисками преступников, он больше доверяет своей интуиции, А уж интуицией он не обделен, и опыта за двадцать пять лет службы в милиции у него накопилось немало.


До последней капли крови

В повести говорится об острой политической борьбе между польскими патриотами, с одной стороны, и лондонским эмигрантским правительством — с другой.Автор с любовью показывает самоотверженную работу польских коммунистов по созданию новой Польши и ее армии.Предназначается для широкого круга читателей.


Ничейная земля

Збигнев Сафьян в романе «Ничейная земля» изобразил один из трудных периодов в новейшей истории Польши — бесславное правление преемников Пилсудского в канун сентябрьской катастрофы 1939 года. В центре событий — расследование дела об убийстве отставного капитана Юрыся, бывшего аса военной разведки и в то же время осведомителя-провокатора, который знал слишком много и о немцах, и о своих.


Рекомендуем почитать
Пограничник 41-го

Герой повести в 1941 году служил на советско-германской границе. В момент нападения немецких орд он стоял на посту, а через два часа был тяжело ранен. Пётр Андриянович чудом выжил, героически сражался с фашистами и был участником Парада Победы. Предназначена для широкого круга читателей.


Две стороны. Часть 1. Начало

Простыми, искренними словами автор рассказывает о начале службы в армии и событиях вооруженного конфликта 1999 года в Дагестане и Второй Чеченской войны, увиденные глазами молодого офицера-танкиста. Честно, без камуфляжа и упрощений он описывает будни боевой подготовки, марши, быт во временных районах базирования и жестокую правду войны. Содержит нецензурную брань.


Снайпер-инструктор

Мой отец Сержпинский Николай Сергеевич – участник Великой Отечественной войны, и эта повесть написана по его воспоминаниям. Сам отец не собирался писать мемуары, ему тяжело было вспоминать пережитое. Когда я просил его рассказать о тех событиях, он не всегда соглашался, перед тем как начать свой рассказ, долго курил, лицо у него становилось серьёзным, а в глазах появлялась боль. Чтобы сохранить эту солдатскую историю для потомков, я решил написать всё, что мне известно, в виде повести от первого лица. Это полная версия книги.


Звезды комбата

Книга журналиста М. В. Кравченко и бывшего армейского политработника Н. И. Балдука посвящена дважды Герою Советского Союза Семену Васильевичу Хохрякову — командиру танкового батальона. Возглавляемые им воины в составе 3-й гвардейской танковой армии освобождали Украину, Польшу от немецких захватчиков, шли на штурм Берлина.


Отбой!

Антивоенный роман современного чешского писателя Карела Конрада «Отбой!» (1934) о судьбах молодежи, попавшей со школьной скамьи на фронты первой мировой войны.


Шашечки и звезды

Авторы повествуют о школе мужества, которую прошел в период второй мировой войны 11-й авиационный истребительный полк Войска Польского, скомплектованный в СССР при активной помощи советских летчиков и инженеров. Красно-белые шашечки — опознавательный знак на плоскостях самолетов польских ВВС. Книга посвящена боевым будням полка в трудное для Советского Союза и Польши время — в период тяжелой борьбы с гитлеровской Германией. Авторы рассказывают, как рождалось и крепло братство по оружию между СССР и Польшей, о той громадной помощи, которую оказал Советский Союз Польше в строительстве ее вооруженных сил.