Потом наступит тишина - [2]
В комнате матери мало что изменилось. Тот же шкаф, старинная железная кровать, комод…
Векляр взглянул на стену и увидел на прежнем месте портрет Марты, нарисованный когда-то его товарищем. Чуть раскосые глаза, большой рот, морщинки на лбу.
Он стоял, задрав голову, и смотрел. Женщина молча подошла к комоду, выдвинула ящик и вытащила картонный альбом:
— Вот еще фотографии…
Векляр раскрыл первую попавшуюся страницу. Фотографий было немного, в те времена не любили фотографироваться; отец — какой-то скованный, в черном костюме, мать — в светлом платье, фотография Марты на улице, и, наконец, пятилетний Стефан — во дворе у Клосовских. Он не мог оторвать взгляда от фотографии сына, точно такую же неизвестно почему отобрал у него жандарм при переходе через французскую границу.
— Садитесь, пан генерал.
Только теперь он заметил, что кроме женщины в избе находился еще парень лет двадцати в зеленой рубашке, офицерских хромовых сапогах. Поздоровался с ним, уселся. Разговаривать не хотелось, знал, что все, что они ему расскажут, останется в нем навсегда, будет ныть, как незажившая рана, мучить его по ночам.
Он чувствовал, что эти двое боялись его; страх застыл на лице женщины, в ее глазах, от испуга дрожали руки. Паренек же вел себя иначе. Сжал кулаки как перед дракой, губы посинели. Наконец решился:
— Вы из России?
— Да, — холодно ответил Векляр.
Генерал снова взял себя в руки, закурил и начал расспрашивать:
— Как она умерла?
Они знали, конечно, больше, чем ему удалось выудить у них. Последние два года мать уже не шила, жила в нищете. Продавала кое-что из сада, но денег все равно не хватало. Долго болела, врач был только раз, пришел, выписал рецепт и махнул рукой. Это был единственный в Боровице старенький доктор.
— Это я его позвала, — воскликнула женщина, — сбегала за ним, заплатила! Ее все называли «большевичкой», в костел она не ходила, так кому же о ней было заботиться!
— И когда же она умерла?
— Ночью, поздно ночью. Утром заглянула к ней, а она лежит, бедняжка, неподвижно, лицо как у живой и руки…
— Что — руки?
— Тонкие такие, хрупкие, как две былиночки…
— Значит, умирала в одиночестве?
Женщина молчала.
— Я спрашиваю: в одиночестве?
— Нет, — ответил за нее паренек, — не в одиночестве. С ней был один старичок, ее старый знакомый…
— До войны в тюрьме сидел, — добавила женщина.
— Фамилия?
Молчание.
— Назовите фамилию!
— Овчарский Клеменс. Сейчас живет в Люблине.
Векляр записал. Взглянул на часы. Он был уверен, что теперь женщина начнет говорить сама.
— Эту избу, — закричала она, — мы заняли законно! Были у нотариуса и у бургомистра… Еще при немцах. Те сказали: наследников нет, можете занимать, впрочем, пусть только объявятся… Не сердитесь, пан генерал, извините, но это — старая халупа, всего две комнаты. Одну ваша мать сдала мне… Мой муж, — поднесла платок к глазам, — погиб в сентябре тридцать девятого. Ваша мать была мне должна, много должна…
— Ну хватит, — сказал генерал.
Посмотрел на парня — лицо пунцовое, зубы стиснуты, руки засунуты в карманы брюк.
— Хватит, — повторил он. — До свидания.
Завернул в газету фотографии, оставшиеся после матери мелкие вещи, встал на стул, снял со стены портрет Марты и, не глядя на них, направился к двери.
— Пан генерал! — запричитала женщина. — Пан генерал!..
Но он уже был в сенях. Осторожно, чтобы не задеть проклятую лохань, прошел во двор. Яркое солнце снова ослепило его.
Пересекая двор, Векляр испытывал единственное сейчас желание — как можно скорее добраться до машины, хотя и понимал, что будет не раз еще вспоминать о смерти матери.
Клюк ждал его на углу. Чуть подальше стояли два милиционера. Генерал заколебался, глянул на них, но махнул рукой и сел в машину.
Не доезжая Парчева, они миновали какую-то деревню. По шоссе навстречу шла пешая колонна; водитель сбавил ход, и они могли разглядеть одетых в штатское молодых парней. И только по ремням, надетым по-партизански поверх старых пиджаков, брюк и холщовых рубах, можно было догадаться, что это новобранцы.
Молодой офицер в лихо сдвинутой набекрень пилотке заглянул через стекло внутрь машины.
— Рота, запевай! — крикнул он, стараясь заглушить гул мотора.
Водитель нажал на педаль, и машина вырвалась из деревни на залитую сентябрьским солнцем равнину.
— Как в Сельцах! — рассмеялся майор Клюк. И добавил: — Район предстоящего формирования 2-й армии…
Генерал промолчал, погруженный в свои мысли. Он мог бы попросить водителя остановиться и пойти один по проселочной дороге к видневшемуся на горизонте, так хорошо ему знакомому, как, впрочем, и все на этой земле, лесу… Мог… Если бы, разумеется, не знал, что и так потерял в Боровице много времени, и если бы позволял себе когда-нибудь поддаваться минутным настроениям. Хотя… Когда 21 июля 1944 года они переехали Буг и машина взбиралась на пригорок, с которого уже был виден Хелм, Векляр попросил водителя остановиться и пошел дальше пешком по исчезающей в высокой ржи тропинке. Но та прогулка была всем понятна — водителю, сидевшему на обочине дороги и осторожно гладившему рукой чахлую траву, майору Клюку, удалившемуся в другую сторону, и, наконец, ему самому — ведь это была первая после стольких лет встреча с родиной! Она должна была произойти именно так, прежде чем они увидят людей, цветы, флаги…
Успех детектива вообще — это всегда успех его главного героя. И вот парадокс — идет время, меняются методы розыска, в раскрытии преступления на смену сыщикам-одиночкам приходят оснащенные самой совершенной техникой группы специалистов, а писательские и читательские симпатии и по сей день отданы сыщикам-самородкам. Успех повести «Грабители» предопределен тем, что автору удалось создать очень симпатичный неординарный образ главного героя — милицейского сыщика Станислава Кортеля. Герой Збигнева Сафьяна, двадцать пять лет отдал милиции, ему нравится живое дело, и, занимаясь поисками преступников, он больше доверяет своей интуиции, А уж интуицией он не обделен, и опыта за двадцать пять лет службы в милиции у него накопилось немало.
В повести говорится об острой политической борьбе между польскими патриотами, с одной стороны, и лондонским эмигрантским правительством — с другой.Автор с любовью показывает самоотверженную работу польских коммунистов по созданию новой Польши и ее армии.Предназначается для широкого круга читателей.
Збигнев Сафьян в романе «Ничейная земля» изобразил один из трудных периодов в новейшей истории Польши — бесславное правление преемников Пилсудского в канун сентябрьской катастрофы 1939 года. В центре событий — расследование дела об убийстве отставного капитана Юрыся, бывшего аса военной разведки и в то же время осведомителя-провокатора, который знал слишком много и о немцах, и о своих.
Из этой книги читатель узнает о жизни и боевых делах Героя Советского Союза Г. Н. Ковтунова.С большим знанием дела рассказывает автор о трудной, но почетной профессии артиллериста, о сражениях под Сталинградом, на Курской дуге, в Белоруссии.Читатель познакомится с соратниками Ковтунова — мужественными советскими воинами.Образ положительного героя — простого советского человека, горячего патриота своей Родины — главное, что привлечет читателя к этой книге.
В книгу словацкого писателя Рудольфа Яшика (1919—1960) включены роман «Мертвые не поют» (1961), уже известный советскому читателю, и сборник рассказов «Черные и белые круги» (1961), впервые выходящий на русском языке.В романе «Мертвые не поют» перед читателем предстают события последней войны, их преломление в судьбах и в сознании людей. С большой реалистической силой писатель воссоздает гнетущую атмосферу Словацкого государства, убедительно показывает победу демократических сил, противостоящих человеконенавистнической сущности фашизма.Тема рассказов сборника «Черные и белые круги» — трудная жизнь крестьян во время экономического кризиса 30-х годов в буржуазной Чехословакии.
Как клятва сегодня звучат слова: «Никто не забыт, ничто не забыто».«Расскажи мне про Данко» — это еще одна книга, рассказывающая о беспримерном подвиге людей, отстоявших нашу Родину, наш Сталинград в годы Великой Отечественной войны.
Книга – память о фотокорреспондентах газ. «Правда» Михаиле Михайловиче и Марии Ивановне Калашниковых. Михаил Михайлович – профессиональный фотокорреспондент, автор снимков важных политических событий 1930-х годов. В годы Великой Отечественной войны выполнял оперативные задания редакции сначала на Западном, затем на других фронтах. В книге собраны архивные фотоматериалы, воспоминания и письма. В тексте книги приведен по датам перечень всех фотографий, сделанных и опубликованных в «Правде» в военное время (фронт, работа для фронта в тылу, съемки в Кремле)
В марте 2011 года началась беспрецедентная по своей циничности и наглости вооружённая агрессия западных стран во главе с Соединёнными Штатами против Ливии, которая велась под предлогом защиты мирного населения от «тирана» Каддафи. Авиация НАТО в течение девяти месяцев на глазах у всего мира выжигала ракетами и бомбами территорию суверенного государства. Военной операции в Джамахирии сопутствовала ожесточённая кампания в западных СМИ по «промыванию мозгов» населения не только арабских стран, но и всего мира, подкуп и политический шантаж.
«Я должен был защищать Отечество…» Эти слова вполне мог сказать лейтенант Игорь Каретников — один из участников обороны окружённого кольцом блокады Ленинграда. Мог их произнести и прапорщик Батманов, не деливший дела на «пограничные» и «непограничные», без раздумий вставший на пути опасных негодяев, для которых слова «Родина», «Отечество» — пустой звук… Героические судьбы российских офицеров в произведениях признанного мастера отечественной остросюжетной прозы!