Потерянный взвод - [28]

Шрифт
Интервал

Мы допиваем водку, я стараюсь не смотреть на смуглые Татьянины лодыжки и колени, покрытые светлым пушком. А Танька все хочет танцевать с Егором Петровичем. Но Горелый уверяет, что уже поздний час; мы пьем чай, Татьяна вслух мечтает, как мы всей компанией встретимся когда-нибудь в Союзе.

– Трудно, – вздыхаю я. – Обзаведемся семьями…

Танька злится, но не подает виду.

– Ничего, как-нибудь соберемся. Встреча ветеранов мотострелковой Афганской Краснознаменной дивизии. А?

Хорошая у нас компания… Танька, успевающая, несмотря на безнадежную любовь, жить весело и не скучать. Вика, романтичная девчонка, которая постоянно упрашивает Горелого взять ее с ним на операцию… Ничего у нас не получится. Все это случайное, временное, как и вся наша здешняя странная жизнь.

Мы собираемся. Татьяна выключает свет и раскрывает настежь окно.

– Не надо! – рокочет Горелый. – Саперы выходят в окно лишь в двух случаях. Первый – когда сами заминировали двери и потому уходить можно лишь в окно.

– А второй? – смеется Татьяна.

– Второй, когда в доме нет дверей.

Он направляется к выходу. Мы следуем за ним. Часовой, все тот же несчастный и затурканный бабами воин, при виде офицеров неуверенно вскрикивает:

– Стой, кто идет?

– Капитан Горелый со свитой!

– Ну-ну, дальше! Забыл: «Стой, стрелять буду!»

– Я обязан задержать вас, товарищ капитан. Вы проникли в женское общежитие.

– Вы не правы, воин. Ваша обязанность – не пропускать внутрь общежития. А выпускать или нет – вам в обязанность не вменено.

– Все равно…

– Ну, давай, давай, вызывай караул, стреляй вверх. А потом расскажешь, как орешки собирал. – Он поворачивается назад: – Верно, Татьяна?

– Ага! И еще свидание назначил…

– Будьте бдительны, молодой человек. На первый раз никуда докладывать не буду.

Горелый проходит мимо поскучневшего часового, я – за ним. За его спиной всегда спокойно. Мне жаль обманутого солдата.

– Комендантский взвод, – бормочет Горелый. – Велосипедисты, а не бойцы. Торчит тут, как… Нашего поставь у модуля – комар не пролетит. Хотя не для наших это: женщин от мужиков охранять. Чепуха какая-то…

Город просыпается рано: люди стараются использовать светлые и прохладные часы. Потом все цепенеет под зноем, в беспощадном ярком свете город кажется вымершим. Это если наблюдать со стороны, с дороги. Сейчас наша колонна втягивается в пригород, где теснятся лишь серые кишлачные постройки. Затем они сменяются двухэтажными каменными домами. Ближе к центру жизнь заметней. Призрачными тенями проскальзывают женщины в паранджах – будто приговоренные с мешком на голове. Шествуют мудрые, степенные старцы, чопорные и горделивые, но у большинства из них – дырявые карманы. Дуканщики, словно пауки, выжидают покупателей в сверкающей роскоши своих дуканов, набитых заграничным товаром. Пацанва, замызганная и нахальная, по которой только и можно судить о подлинном темпераменте афганцев.

Все это привычно хочется послать к чертям, потому как давно пора домой, где нет этого изнуряющего зноя; зноя, от которого не спрячешься нигде и оттого свирепеешь, как запертый в клетку зверь.

Но мы здесь нужны – до тех пор, пока духи минируют дороги. А минируют они потому, что мы, русские, у них в Афгане, а наши интернациональные побуждения им не понятны. Подрывается же не только наша техника, но и «бурбухайки», гибнут люди. Поэтому мы упорно продолжаем разминировать, и получается замкнутый круг: они минируют – мы разминируем. Конца этому пока не видно.

Мы едем на БТРе, впереди нас – матушка бэмээрка[7], здоровенное, израненное осколками чудище. Машина многое вытерпела на своем афганском веку, безропотно принимала на себя слепую ярость взрывов, вздрагивала всем своим железным нутром, вздыбливалась, но ползла дальше и вот до сих пор еще ползет.

Горелый сонно поглядывает из-под панамы, щурится, бросает равнодушные взгляды на дуканщиков, «зеленщиков», велосипедистов, которые тоже не обращают никакого внимания на грохочущую колонну. К нам привыкли.

– Калита! – наклоняется он и кричит в люк: – Достань флягу.

Выныривает чумазый человек, вечно хмурый сержант Калита, сует командиру фляжку. Странный он: злой не злой, но будто чем-то обиженный. Заговоришь о чем-нибудь отвлеченном – пожмет плечами и промолчит, а то и фыркнет недовольно, вроде недосуг ему лясы точить. Мне это не очень приятно, а все из-за того, что Калита с командира глаз не сводит. А если Горелый какую едкую реплику отпустит, так тот, бедняга, не смеется, а расцветает, будто три афгани ему подарили. Калита – круглый сирота, из детдома прямым ходом попал в Афганистан. Горелый для него как папа.

Провожал нас в путь полковник из Москвы. Перед этим он долго и обстоятельно меня инструктировал, требовал, чтобы мое идеологическое воздействие на местное население было непрерывным, активным, наступательным, отчитал между делом за то, что я не имел походного комплекта наглядной агитации, а под конец вдруг подозрительно спросил: «Вы что – покрасились?» На что я мрачно ответил, что волос у меня естественный. «Тогда почему не стрижены?» – не унимался полковник. Вдобавок мне досталось за кроссовки. А Горелый стоял рядом и ухмылялся. Нет, чтобы объяснить полковнику, что это самая удобная и безопасная обувь: наступишь на мину сапогом – ногу оторвет, будешь в ботинках – ступню, ну а если в кроссовках – есть шанс только пальцы потерять… Почувствовал ли этот полковник вкус нашей афганской жизни? Или только и остались в памяти вечно озабоченные и куда-то спешащие люди? И еще неприятная подсознательная мысль о том, что никому ты здесь не нужен, а только мешаешь… А Афган – это вкус вечной тревоги, ожидания, это вкус пыли и беспощадного солнца, это неожиданный запах брызнувшей крови, это жестокая истина: приезжает сюда людей больше, чем уезжает…


Еще от автора Сергей Михайлович Дышев
Танкист из штрафбата

1943 год. Танковый экипаж лейтенанта Ивана Родина воюет на Курском направлении. Именно здесь немцы сосредоточили свои лучшие бронетанковые силы в надежде переломить ход войны. Но и наши уже научились бить грозного врага. У экипажа Родина солидный личный счет подбитых фашистских бронемашин. Однажды им даже удалось угнать «тигр» прямо из расположения противника. Но вместо благодарности загремел лейтенант в штрафбат. Там бы и сгинул, если бы не приказ: любой ценой добыть экземпляр новейшей немецкой техники. И пришлось Ивану Родину и его отважному экипажу снова врываться на своем танке в ад войны без каких-либо шансов выжить…


До встречи в раю

Правительство бросило этот полк на произвол судьбы, оставило медленно сгорать в огне междоусобной войны. Командир полка Лаврентьев держит осаду с одним солдатом и двумя десятками прапорщиков и офицеров. А вокруг — полный хаос. К оружейным складам рвутся банды, город кишит отпущенными на волю зеками и сбежавшими из дурдома психами. Эти гротескные сцены напоминают сценарий для фильма ужасов, но самое страшное то, что все так и было на самом деле…


Закон оружия

У него не оставалось ни одного шанса, когда он встретил в Дагестане чеченского полевого командира – своего бывшего сержанта Шамиля, которого когда-то учил воевать в Афгане. Судьба дала ему шанс уцелеть и тут же отобрала его, оставив один на один с таинственной организацией, оказавшейся самой жестокой криминальной группировкой Таиланда. Чтобы выжить, он избрал один закон – закон оружия.


Почти живые

Чеченская война — специфический наркотик. Она затягивает. На нее подсаживаются. Жестокость, мстительность, безрассудство врастают в душу намертво, ломают характер, превращают бойцов в машины убийства с вечным двигателем. Солдаты возвращаются к мирной жизни, надевают «гражданку», влюбляются, женятся, но некоторые из них продолжают вести себя так, будто вокруг война и повсюду — враги…


Обвиняется в измене?..

Сборник открывается новой работой В. Веденеева «Обвиняется в измене?..». Одно из центральных мест в ней занимает эпизод в кабинете И. В. Сталина, когда генерал А. Е. Ермаков в 1943 году, вопреки мнению Л. П. Берии, пытается отвести чудовищное обвинение от советского полководца К. К. Рокоссовского в измене Родине, настаивает на проверке версии, намеренно пущенной гитлеровскими спецслужбами. Последующие события подтверждают правоту А. Е. Ермакова. В сборник вошли также остросюжетные повести «Иду за горизонт» И. Подколзина и «Пуля на ладони» С.


Воры в законе и авторитеты

Воры в законе - особая каста в криминальном мире. Люди, живущие по своим законам-понятиям, они во многом определяют атмосферу, царящую в воровском сообществе. Нередко их имена окружены неким героическим ореолом, о них складываются легенды, в которых они предстают этакими бескорыстными Робин Гудами, свято хранящими воровскую честь. На самом деле все далеко не так возвышенно и романтично. В своей книге Сергей Дышев убедительно, с массой точных фактов и живописных подробностей, развенчивает миф о благородных разбойниках.


Рекомендуем почитать
Вестники Судного дня

Когда Человек предстал перед Богом, он сказал ему: Господин мой, я всё испытал в жизни. Был сир и убог, власти притесняли меня, голодал, кров мой разрушен, дети и жена оставили меня. Люди обходят меня с презрением и никому нет до меня дела. Разве я не познал все тяготы жизни и не заслужил Твоего прощения?На что Бог ответил ему: Ты не дрожал в промёрзшем окопе, не бежал безумным в последнюю атаку, хватая грудью свинец, не валялся в ночи на стылой земле с разорванным осколками животом. Ты не был на войне, а потому не знаешь о жизни ничего.Книга «Вестники Судного дня» рассказывает о жуткой правде прошедшей Великой войны.


Тамбов. Хроника плена. Воспоминания

До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.


Великая Отечественная война глазами ребенка

Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.


Из боя в бой

Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.


Катынь. Post mortem

Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.