Потерянный шпион - [23]

Объединенные силы Запада были огромны и хорошо организованы. Когда их военачальнику, маршалу Мерсье, доложили о том, что на пути его авангарда находится крепость с гарнизоном, готовым к обороне, он дал командиру авангардного полка один час на захват крепости. «Час – это очень щедро, полковник, час – это с запасом, на такую крепость жалко тратить более сорока минут. Главное – мост!» Крепость держалась восемь суток, несмотря на повторные попытки штурма и постоянный обстрел ее из многочисленных мортир, подтянутых из резервов к третьему дню. Видя, что численность гарнизона неуклонно убывает, на восьмую ночь сотник Сноу сжег мост. Потерявшие восемь суток и катастрофически теряющие темп наступления, а с ним и инициативу враги вынуждены были подняться на три мили вверх по течению, где река широко разливалась, но мелела, и где разведотряды Мерсье наконец-то отыскали броды. Они даже прекратили попытки штурма крепости. Черт с ней, с крепостью, без моста она не представляла абсолютно никакой ценности. Переправа огромной армии вброд, даже если брод мелок, а дно твердое, из гальки и песчаника, значительно отличается от преодоления водной преграды через мост. А вы когда-нибудь пробовали перетащить шестифунтовую пушку через реку вброд, когда ее колеса утопают в илистом дне почти на два фута, а холодная речная вода плещется у вашего горла? Первыми, как это водится, переправились кавалеристы, выдвигаясь вперед и развивая наступление на левом берегу. Это нарушило целостность вражеской армии как единой структуры. Дело в том, что любая армия, как бы многочисленна она ни была, сильна не своим числом, а слаженностью взаимодействия всех своих подразделений, и кашевар для победы значит ничуть не меньше, чем лихой кавалерист. В какой-то момент армия Запада, вернее – ее кавалерийский авангард оказался оторванным от артиллерийской поддержки и тылового обеспечения. Именно этого момента и дожидался темник Берг, после этого сражения известный как Берг Великолепный. В течение последних трех суток он сумел скрытно подтянуть значительные силы и сосредоточить их южнее и севернее бродов для классического флангового удара. Удар оказался тем более сокрушительным, что его сила была помножена на его абсолютную для противника внезапность, а бесславный финал западной кавалерии предопределила остроумно организованная система артиллерийских засад. Выйдя к левому берегу реки, кавалеристы Берга застали значительную часть артиллерии Мерсье переправляющейся или только что переправившейся, с замоченными стволами и неспособной оказать какое-либо эффективное сопротивление. Дальнейший молниеносный бросок через броды на правый берег напоминал скорее бойню, чем сражение, ибо нет ничего более беззащитного, чем артиллерия в походном порядке против легкой кавалерии. Утром следующего дня разгоряченные победой имперские кавалеристы во главе с темником Бергом вошли в крепость. От пятисот ее защитников оставалось менее тридцати.

– Кто командир гарнизона? – громко спросил Берг у вышедших ему навстречу бойцов.

Его проводили к сотнику Сноу. Он лежал за грудой камней, бывших некогда частью крепостной стены у разбитого западного бастиона. Его глаза смотрели в небо, и в них еще угадывалась жизнь. Над ним склонился боец в изодранной и обильно забрызганной своей и чужой кровью куртке с бронзовым значком – жезлом Меркурия – на левой половине груди. Темник Берг вопросительно посмотрел в глаза военного медика. Тот, не произнося ни слова, показал ему растопыренную ладонь. Жест был понятен для всех присутствовавших – командиру оставалось жить от силы пять минут. Берг склонился над умирающим.

– Спасибо вам, тысячник Сноу, – сказал он ему.

– Сотник Сноу, герр командующий, – тихим голосом поправил его умирающий.

– Я лучше знаю звания моих офицеров, – ответил Берг. Затем он снял со своей куртки Золотые Мечи и приколол их к груди Сноу.

– Мне очень жаль, тысячник Сноу, что вас не будет со мной на банкете в честь великой победы. Когда мы выиграем эту войну… – Он на минуту замолчал, а затем вполголоса добавил: – В сущности, вы, Сноу, ее для нас уже выиграли…

Он обернулся и громко позвал:

– Тысячник Шмидт!

К нему тут же подошел невысокий, коренастый кирасир с густой темной бородой.

– Зачислите всех защитников крепости в свою тысячу, накормите, обеспечьте амуницией. Да, и позаботьтесь о раненых.

– Слушаюсь, герр командующий! – радостно ответил Шмидт, хотя радость на его угрюмом лице и выглядела несколько необычно; и добавил: – Огромная честь для любого подразделения принять в свои ряды этих бойцов. Благодарю вас, темник!

Темник Сноу знал очень много о своем отце – из воспоминаний его сослуживцев, переживших Большую Войну, рассказов матери, книг. В то же время он никак не мог, как ни старался, вспомнить и представить себе его лицо – не то лицо, что смотрело на него с портретов, а настоящее, простое и открытое лицо отца. В то же время ему всегда казалось, что, вспомнив его, он поймет что-то очень важное, что-то такое, без чего очень трудно идти по жизни, как будто ты все время бредешь в потемках…

Он прислушался. С улицы доносился шум двух или трех подъехавших карет. Это собирались его соратники, организаторы и руководители общества «Волхвы», созданного им десять лет назад. Общества, которое, как ему казалось, способно остановить судьбу Империи на краю пропасти и повернуть ее вспять, как это удалось сделать однажды его отцу, сотнику Сноу.