Потерянный Рембрандт - [8]

- Встреча в вестибюле!

.Юсуп сел на своего извозчика. Шамшин остался на Разъезжей.

- Что делать, черт возьми!

Накаленная атмосфера заразила его. Он почувствовал, что иного выхода нет... Или все позорно проваливается, или надо как-то действовать... Он снова бросился на второй этаж, надавил звонок изо всей силы. Лялька открыла.

- Где мать?

- Спит...

- Буди! Некогда спать... Через два часа она едет в Москву.

- Да ты с ума сошел!

- Буди скорей.

На крик вышла в переднюю старуха, седая, напудренная, подстриженная, с подмазанными губами, в прекрасном суконном платье лилового цвета. На руке у нее бренчала золотая браслетка, а на носу торчало маленькое пенсне без оправы, так называемая "бабочка".

- Я не поеду, - сказала она.

Шамшин понял, что старуха все знает. Лялька ей, несомненно, разболтала.

- Агния Николаевна, - сказал он решительно. - Нам уже некогда убеждать друг друга. Я сейчас еду на вокзал, заказываю вам билет у носильщика... Я еду в десять, вы в одиннадцать! В Москве я вас встречаю и устраиваю у своих знакомых.

Все расходы на мой счет.

- Я не понимаю, Василий Игнатьевич, зачем мне ехать?

- Агния Николаевна, вы в Москве все поймете.

- Я не хочу тащиться в Москву неизвестно зачем.

- Как неизвестно? Я продаю картину... Это вам известно?

- Известно.

- Вы владелица этой картины, это вам известно?

- Ну, не совсем...

- Вы с продажи получите десять процентов.

- Василий Игнатьевич, - вдруг важно сказала старуха и высморкалась в маленький кружевной платок. - Простите меня, за кого вы меня принимаете?

- Как за кого? - Шамшин опешил и посмотрел на Ляльку, обращаясь к ней за помощью.

Лялька повела плечами и улыбнулась.

- Я вас очень уважаю, Агния Николаевна, - сказал Шамшин, - но вы сами понимаете, все помимо моей воли так неожиданно обернулось, мои антиквары...

- Мне нет дела до ваших антикваров, - резко перебила старуха. - Я не могу Лялечку оставить без глаза! Это во-первых... А во-вторых: какой мне интерес?

- Я же вам сказал...

- Вы мне ничего не сказали. Что значат ваши проценты?

Пятьдесят рублей, сто, триста... Я ведь ничего не знаю. Зачем я поеду? Я не девчонка, мотаться взад-вперед, неизвестно зачем. ,

- Да... - Шамшин вздохнул. - Я об этом не подумал.

- Вы странный человек, Василий Игнатьевич... Как будто не от мира сего! - наставительно произнесла старуха и сняла дрожащее пенсне. - Не желаете ли чаю?

- Благодарю вас, некогда! Агния Николаевна, я умоляю

вас...

Шамшин приложил руку к сердцу. Он уже вошел в отру, бес азарта им овладел. Он решил подействовать на воображение.

- Агния Николаевна! Это, конечно, риск. Рискните!

Риск - благородное дело. И вы, может быть, получите несколько тысяч.

Тут он понял, что порет какую-то невообразимую чушь. Растерявшись, он подмигнул старухе. Но пошлых людей сильнее всего убеждает пошлость. Вот почему старуха сперва удивилась, потом задумалась и наконец вопросительно взглянула на дочку.

- Ну, Лялечка... Что ты посоветуешь?

- Право, не знаю, мамочка.

- Да чего не знать? - снова врезался Шамшин. - Ну, потеряете дня три, только и всего... А вдруг?

- Рискнуть?

Старуха опять посмотрела на Ляльку. Лялька, задрав ноги, раскачивалась на стуле.

- Обдерни юбку... Где у тебя юбка? Что за мода?

Лялька захохотала. Старуха рассердилась.

- Я не понимаю, Ляля, ведь Василию Игнатьевичу, некогда. Он спешит... Надо же решать!

- Езжай, по-моему...

- А это не опасно, Василий Игнатьевич?

- Да что вы, Агния Николаевна... Что тут может быть опасного? Люди-то свои... Я вас не в Америку везу. Согласились?

Он схватил ее за руку.

- Я сейчас еду домой, потом на вокзал, потом забрасываю вам картины... Говорю номер носильщика, вы забираете у него билет и... в Москву, в Москву!

Он расцеловал и Ляльку и заодно старуху. Старуха сразу же забегала по квартире, хватая вещи.

Лялька закричала прислуге:

- Даша, вытащите с антресолей чемодан... Да оботрите!

Начался переполох.

Шамшин опрометью скакал вниз по лестнице. Думать уже было некогда...

Ирине была оставлена записка: "Иринушка! Па экстренному делу выехал в Москву дня на три. Вася".

8

Старуха поселилась в одном из московских переулков, в каменном особняке с помещичьим двориком, занесенным пухлым солнечным снегом. Среди снега стояли три восковые замерзшие березы. Все вокруг и в самом домике было очень приятно. Домик, отведенный под маленький музей начала девятнадцатого века, довольно хорошо сохранился. Заведующий музеем, старый художник-реставратор, был большим приятелем Шамшина по винной части. Старуху он приютил в жилой половине дома, которая не экспонировалась, среди красного дерева и ширмочек, около тяжелой круглой изразцовой печки.

Старуха радовалась тихой жизни и готова была жить в этом особнячке до бесконечности. Утром она пила кофе, потом уходила обедать к московской приятельнице и там проводила вечер.

Когда, наступил решительный день, старухе стало страшно, а может быть, ей не хотелось расставаться с московской жизнью.

Она категорически заявила Шамшину, что у нее сосет под ложечкой, что сегодня ночью ее томили скверные предчувствия и что она вообще не согласна на эту авантюру.