Потерянный рай. Стихотворения. Самсон-борец - [7]

В первый период уже пробиваются ростки тех взглядов и настроений, которые расцветут в позднем творчестве Мильтона. Участие в общественной жизни оторвало Мильтона от поэзии, но и в годы революции он написал ряд стихотворений. Некоторые из них были откликами на современные события, другие отражали личные переживания. Форма сонета, избранная Мильтоном для своих стихов, была еще одним свидетельством как его связей, так и отталкивания от поэзии английского Возрождения. Сонеты Мильтона принадлежат к числу вершинных явлений в этом жанре.

Все написанное Мильтоном за сорок лет, при несомненном мастерстве, меркнет по сравнению с его величайшим творением — поэмой «Потерянный Рай». Здесь во всей мощи проявилось поэтическое мастерство Мильтона. Рядом с белым стихом драм Шекспира в английской поэзии стоит белый стих «Потерянного Рая», как образец высшего совершенства. Но между ними, конечно, есть важное различие. Шекспир приближал стих к живой разговорной интонации, сочетая ее с поэтической образностью и метафоричностью. Мильтон сохраняет эпическую торжественность певца-рапсода, неторопливую повествовательную интонацию. Грандиозности сюжета должен соответствовать величавый строй поэтической речи. Но она не становится мертва. В ней звучат живые интонации, только это не живость повседневного разговора, а пафос оратора, проповедника, пророка. Мильтон живет в преддверии эпохи, когда появится реалистический роман. Он пишет «Потерянный Рай», когда уже родился Дефо, который проложит путь для утверждения века прозаического романа. Уже появилась первая почти реалистическая драматургия — комедия периода Реставрации, где персонажи говорят языком светских людей аристократических салонов и гостиных. Мильтон — последний могикан эры поэзии, последний бард в ее мировой истории.

Форма эпоса, избранная им, когда-то была самой естественной для поэзии. Но первобытные эпические времена давно кончились, формы поэзии изменились. Тем не менее величайшие образцы эпоса — поэмы Гомера «Илиада» и «Одиссея» — продолжали чаровать своей поэзией. Поэтому, хотя жизненная почва для эпоса исчезла, поэты продолжали прибегать к этой форме, надеясь, что сила искусства преодолеет противодействие новых жизненных условий и нового, совсем не эпического мироощущения.

Мильтон знал все образцы эпической поэзии — естественные и органичные, как «Илиада», и искусственные, книжные, как «Энеида» Вергилия и «Освобожденный Иерусалим» Торквато Тассо или «Королева фей» Э. Спенсера. Его вдохновляли на попытку создать нечто подобное не только литературные образцы. Вместе со всей страной, с народом пережил он эпоху грандиозных событий. Было сотрясено и повергнуто в прах сооружавшееся веками здание феодальной монархии, произошел переворот гигантского размаха. Подлинно эпическая масштабность пережитого страной была глубоко осознана Мильтоном. Для него было естественно именно в такой форме воплотить свое видение, ощущение, дух отошедшей эпохи. Мильтон создавал «Потерянный Рай» в обстановке, лишенной какого бы то ни было героизма. Наступило время жадной погони за удовольствиями. Многие устали от напряжения революционного периода, от настойчивых требований пуритан быть добродетельными. Словом, создавая поэмы, Мильтон шел против воцарившегося духа времени. Он жил прошлым, хотел, чтобы память о нем не умерла, мечтал о возрождении общественных идеалов, о восстановлении личной нравственности. Это он и воплотил в «Потерянном Рае».

Но и революционное прошлое виделось Мильтону иначе, чем тогда, когда он был в самом центре борьбы. Противоречия внутри самой пуританской «республики» он начал ощущать уже в последние годы ее существования. Поэт не только понимал, но и оправдывал самые радикальные меры борьбы против врагов республики. Но он не мог понять, почему нужно было продолжать ту же политику беспощадности после победы. Его последний политический трактат, написанный уже после смерти Кромвеля, был отчаянной и безнадежной попыткой напомнить о возможности так и не испробованного пути — не монархия, не военная диктатура, а настоящая демократия, хотя бы и умеренная на первых порах.

Двойственность отношения Мильтона к буржуазной пуританской революции помогает понять глубочайшую двойственность, пронизывающую весь «Потерянный Рай».

Перед нами поэма на библейский сюжет. Она начинается с изображения того, как падший ангел Сатана замышляет восстание против небесного Вседержителя. Общий дух песен «Потерянного Рая», изображающих борьбу Неба и Ада, отражает атмосферу, хорошо известную тем, кто пережил бурные годы революции. Именно атмосферу. Титанические сцены битв космических сил Небес и Ада мог написать только поэт, знавший, что такое картина всеобщей войны, в которую вовлечено все живое и мертвое. Мильтон настолько дышит духом своего времени, что забывается и вводит в свое описание битв небесных ратей артиллерию!

Но мы ошибемся, если будем искать в «Потерянном Рае» прямых аналогий с современностью поэта. Ему знакома и близка атмосфера всеохватывающей борьбы, но только этот, такой в общем неопределимый элемент, как атмосфера, и является непосредственным отражением эпохи революции. Самый же конфликт находится в иной плоскости. Мильтон взял его из Библии. Ему, пуританину, всегда представлялась главной борьба Добра и Зла в мире. Библия дала символические обобщающие образы этой борьбы в фигурах Бога и Сатаны. Пуританину Мильтону безусловно близка идея Бога как воплощения всех лучших начал жизни. Но Мильтон — бунтарь и революционер — хорошо чувствует и понимает Сатану. Когда Мильтон писал о том, как поверженные Ангелы мечтают о новом восстании и мести своим врагам, думал ли он только о Библии? Так, на протяжении поэмы очень несогласованы два мотива: утверждение Добра и Благости, воплощенных в Боге и небесном воинстве, и дух мятежа, непокорства, столь выразительно и сочувственно представленный в образе Сатаны. Мильтон, конечно, нашел формальное решение этого противоречия. У него Сатана и силы Ада посрамлены, побеждены и повергнуты во прах. Но, как и в некоторых других произведениях мировой литературы, главное впечатление определяется не развязкой, не финалом, а вершинными моментами действия, а к числу их несомненно принадлежат сцены, выражающие дух восстания.